Феликс Семяновский - Повесть о фронтовом детстве

Дядя Вася протянул мне сапожки и портянки. Портянки были настоящие, красноармейские, аккуратно подрезанные, а не тряпки, какие я у Третьяка наматывал на ноги. Я уже хорошо умел их наворачивать, и сейчас у меня ловко получилось. Я надел сапожки. Ногам было хорошо, нигде не жало, не давило. Я встал. Такие красивые были эти сапожки! Как раз по мне.

Витя помог надеть пилотку и ремень, расправил складки под ремнём:

– Вот теперь молодец – настоящий боец.

На мне была форма бойца Красной Армии. И это было такое счастье, лучше которого не придумаешь. Разведчики смотрели на меня и улыбались. И мне хотелось всем им сделать что-то необыкновенно хорошее, чтобы у них было такое же счастье, как у меня.

Что значит военная форма! Меня сразу назначили почтальоном нашего разведвзвода и штаба полка. Почтальон без сумки – не почтальон, и Пётр Иваныч отдал мне свою, командирскую. Он и сапоги свои новые мне отдал, которые ему выдали со склада, а Витя – своё обмундирование.

Носить почту – настоящее фронтовое дело. Письма и газеты на фронте все ждали. Раньше их разведчикам приносили когда придётся. А теперь я буду носить каждый день.

Сегодня утром мы с Петром Иванычем первый раз шли на почту. Он покажет дорогу, скажет там обо мне, а потом я буду сам ходить. Почта была в том же селе, где и мастерские.

Роса ещё не высохла, блестела серебром, солнце весело отражалось в моих сапожках. Пётр Иваныч не торопился, но всё равно шёл быстро, широким шагом. Лицо у него было непривычно мягкое, доброе, и он смотрел то на небо, то на поле, то на деревья вдоль дороги.

Я старался идти с ним в ногу, делать такие же широкие шаги, но у меня не получалось. Приходилось всё время догонять его. Я начал уставать. Захотелось остановиться, передохнуть. И тут у развесистой берёзы я увидел ручей.

Он бежал по чистому дну с песком и камешками. Возле него зеленела травка. Я наклонился к ручью и зачерпнул горсть воды. Пётр Иваныч снял свою зелёную фуражку, провёл рукой по волосам и посмотрел на берёзу долгим взглядом.

– А наш-то кедрач покрепче будет… Как ни старайся, к чужой земле нету у нашего брата привычки, – сказал он тихо, совсем не командирским голосом. – И дождь тут не тот, и солнце не такое, и трава будто знакомая, да не наша. У нас простору душа радуется, а здесь то лесок, то перелесок, то бугорок…

Я удивлённо смотрел на него. Раньше Пётр Иваныч так никогда не говорил.

– Передохнули, пошли дальше, – неожиданно оборвал он себя и мерно зашагал по дороге.

В конце села Пётр Иваныч свернул к белой хате с садом.

– Запомнил, куда надо? Сам дорогу найдёшь? – спросил он.

– Найду.

И искать-то нечего. Вышел из усадьбы, повернул направо и шагай до самой почты.

Мы вошли в комнату. Её перегораживал длинный стол. А на двух других лежали письма, газеты, журналы. Пахло чернилами. Здесь работали две девушки в военной форме.

– Привет полевой почте! – поздоровался Пётр Иваныч.

– О, разведчики! – удивилась черноглазая, весёлая и хлопотливая. Она увидела меня и подняла брови: – А это кто такой? Тоже разведчик?

– Бери выше! И разведчик и почтальон. Вы уж не обижайте его.

– А когда мы разведчиков обижали? Правда, Валя? – обратилась черноглазая к своей подруге.

– Проходи, почтальон, – сказала Валя мне. – Смелее.

Мне уже приходилось видеть девушек на фронте, но такую красивую, как Валя, я ещё ни разу не встречал. Её волосы были похожи на Витины, только ещё золотистее и лежали аккуратной волной. А глаза так хорошо улыбались, что и самому хотелось улыбнуться ей. Она была в обычной красноармейской форме – в перетянутой ремнём гимнастёрке, зелёной юбке, брезентовых сапогах по ноге. Но на ней форма выглядела как-то особенно красиво. Аккуратно и ловко перебирала она письма и газеты, и те будто сами ложились на своё место. Сразу было видно, что Валя на почте старшая. И Пётр Иваныч посматривал на неё уважительно.

Валя подошла к мне:

– Давай свою сумку, почтальон.

Она положила в неё письма, помогла мне надеть сумку, поправила ремень и дала большую пачку газет. Теперь надо быстрее возвращаться в усадьбу.

Когда мы уходили, захотелось ещё раз посмотреть на Валю. Она ласково встретила мой взгляд.

– До свидания, – сказал я ей тихо.

– До свидания. Завтра приходи, не опаздывай.

Пётр Иваныч не торопился, присел на траву:

– Посмотрим, кому сегодня плясать придётся.

Он раскрыл сумку, вытащил письма и стал их перебирать. Вот письмо дяде Васе в большом, склеенном из газеты конверте. Вот Яшке Филину и ещё троим разведчикам.