Аркадий Бабченко - Чечня Червленая

Где-то в соседних дворах начинается перестрелка. Сначала не очень активная — в два три ствола, она вдруг взрывается грохотом боя. Бьют подствольники, несколько раз стреляет танк.

Сидельников и солдаты вскакивают.

Сидельников: — Это наши… Там наши! Туда! Там наши!

Они бегут через дворы, натыкаются на нескольких чечнов и быстро, в несколько очередей убивают их.

По улице за домами едет танк. Останавливается, вылезает водила.

Водила: — Кто такие?

Сидельников: — С четыреста двадцать девятого мы!

Водила: — Не, мне других надо! Где вэвэшники, не знаете? У них блокпост на «Минутке»!

Сидельников: — Там никого нет! Туда не пробраться!

Он смотрит на него просящим взглядом.

Водила: — Ладно. Садись, пехота, поехали!

Солдаты лезут на броню. Танк трогается.

Бэха останавливается на окраине села. Мы узнаем то место, где баран таранил бэху.

Ротный, закуривая: — Ну что? Прогуляемся?

Пионер: — Надо бы.

Ротный водиле: — Давай в село.

Солдаты вытаскивают мужиков из домов, волокут на улицу и там кастрируют. Резня. Крики чеченов. Один сопротивляется, его запарывают штык-ножами. Бабы орут, цепляются за ноги. Стрельба, один чечен не хочет выходить из подвала, туда кидают несколько гранат, в подвале кричат женщины, их убивают из автоматов.

Ворота одного из домов распахиваются, их открывает пацан лет восьми, за ним — дед с гранатометом. Дед стреляет, «муха» попадает в группу, одного ранит, еще одному отрывает руку. Деда убивают, стреляют сквозь ворота, убивают и пацаненка.

На площади в крови мычат несколько чеченцев, двое солдат кастрируют еще одного — один прижал его голову ногой к земле, второй что-то делает внизу живота, затем резко поднимает руку со штык-ножом вверх, за лезвием тянутся то ли сосуды, то ли жилы. Чечен орет.

Во дворах стрельба, крики. Несколько взрывов. Резня.

Летеха ходит по площади раскинув руки и орет: — Виновны! Все виновны! Вы все виновны!

ТИТРЫ: «Самашки»

Идет дождь. До самого горизонта — пустая мокрая степь. Вдалеке в измороси угадываются горы. Тарахтит дырчик. В низкое небо уходит строчка трассеров, они разрываются в облаках.

Посреди степи стоит одинокий солдат и мочится прямо на землю. Он без оружия, в расстегнутом кителе и больших, болтающихся на икрах сапогах. Он просто стоит и отливает себе под ноги.

Землянка. Вода капает сквозь брезент, затекает через полог, на полу жижа. Единственное подобие кровати в землянке — снятая с петель деревянная дверь, на ней лежит взводный. Солдаты спят на спине, накидав в жижу тряпье. Автоматы стоят за головами. Кусок мокрой земли отваливается от стенки и сползает на солдат, они прижимаются к противоположной стене. На земле стоит рация, ящик с гранатами, цинки из-под патронов. В углу землянки пристроена «луна» от БТРа.

Около раскрытой печки сидит Пан. Он достает из печки миску, в которой горит смоченная в солярке тряпка, подливает в неё соляру и ставит обратно в печку. В палатке ужасная копоть, лица солдат черны, они постоянно кашляют и отхаркиваются.

Пан: — Соляра кончается.

Взводный: — Сходи к артиллеристам, пусть дадут пару снарядных ящиков. Скажи, что от меня.

Пан: — Не дадут. Им самим топить нечем.

Утро, развод. Командир полка полковник Котеночкин зачитывает приказ.

Котеночкин: — Значит так, на. Всем офицерам запрещаю привозить из отпуска больше одной бутылки водки. Следующее. Всем офицерам, покинувшим самовольно район боевых действий, боевые не выплачивать и сутки засчитывать за сутки. Далее. Колонна на Моздок уходит через двадцать минут, на. Вот у меня списки, поданные командирами подразделений, здесь девятнадцать человек. Значит, колонну поведет зампотыл, зампотыл, ты где?

Зампотыл: — Я здесь товарищ полковник.

Котеночкин: — Значит, смотри. Нохчи в горах активизировались. Вчера в районе Ножай-Юрта полностью уничтожена колонна пятнадцатого полка. Погибло двадцать четыре человека. От роты связи кто? Ты, старшина? Кто у тебя в Моздок едет?

Старшина: — Рядовой Сидельников.

Котеночкин: — Сидельников!

Сидельников: — Я!

Котеночкин: — К тебе мать приехала. Она в Моздоке. Она там всех задолбала уже, боец. Она у тебя чокнутая, понял? Значит, даю тебе неделю отпуска.

Старшина! Если через неделю его не будет, завожу дело. Ты понял, боец?

Сидельников: — Так точно.

Котеночкин: — Разойдись. И если я на рынке поймаю еще одну суку, которая патроны чехам таскает, расстреляю, на!