Владимир Карпов - Признание в ненависти и любви [Рассказы и воспоминания]

Тимчук опять наклонился над планшетом. А я смотрел на крутые Тимчуковы плечи, на его лицо, ставшее вдруг упрямым, и проникался верой в него. Это был второй после Короткина человек, который заставил меня серьезно думать о войне, о себе и о народе в войне.

Побывав в бригаде «Штурмовая», попробовав хлеб-соль, поданную по комбриговскому приказу: «А ну, организуйте обстановку!» — мы направились на бывшую западную границу. В тот же день попали под винтовочно-пулеметный и минометный огонь, потом попадали снова и снова, но каждый раз нас спасали то военное счастье, то лошади, то ночь.

Места, оставленные человеком, где заметны еще следы его рук, выглядят очень тоскливо. Тоскливой, заброшенной выглядела и граница. Когда-то взборонованная, ухоженная полоса, с которой в воображении всегда связывались романтические истории, заросла травой, на ней поднялись березки, пирамидки елочек. Заставы и кордоны опустели. Здания стояли без рам, дворы заросли спорышем… Нет, захватчикам не удалось даже временно перекроить карту — помешало народное движение.

Дальше ехали совсем осторожно — никто до этого времени не бывал в западных областях Белоруссии. Да и деревни здесь выглядели по-иному — уже улицы, мостовая, следы побелки на заборах, на комлях деревьев, которыми обсажены дороги.

Под Молодечно, в районе лесничества Руда, с приключениями отыскали группу Черкасова. Это, по-видимому, был его временный лагерь, помещался он в лесном массиве, откуда, если я не ошибаюсь, слышны были гудки паровозов. Да и шалаши выглядели не приспособленными к зиме.

Прибыли мы туда перед восходом солнца, его еще не было видно. Но по всему угадывалось: оно вот-вот покажется из-за горизонта — облака над головой были подсвечены и на удивление ярки.

Несмотря на то что Черкасова разбудили, нам он обрадовался, как званым гостям. Потягиваясь и кряхтя, в нижней рубашке, обнял Сидякина, меня и только затем пригладил растрепанные во сне волосы и принял молодцеватую позу.

— Везет же нам! — выкрикнул, держа руку на затылке и передергивая от холода плечами. — Ух, ты!.. Надолго?

Вокруг возвышались мохнатые стройные ели, под ними виднелись построенные на скорую руку шалаши, столики со скамейками. И только то, что земля здесь была вытоптана — из нее проступали даже жилистые корни деревьев, — а столики были чистыми, старательно выскобленными ножом, свидетельствовало: обжито место давненько. Во всяком случае, посещают его часто.

На наши голоса из соседнего шалаша вылезли еще двое — чернявый и блондин. Застегивая на ходу защитного цвета гимнастерку, блондин придержал товарища свободной рукой и, оказавшись впереди, причесал гребешком светлые, аккуратно подстриженные волосы.

— Что за шум, а драки нет? — хрипловатым голосом спросил он.

— Новые гости, Федор! Ты ищешь связей, а тут ищут тебя, — ответил Черкасов, обнимая Сидякина и меня за плечи и сильно прижимая к себе. — Доходит?

— Тогда за животовкой из бузины посылай… Выдумали тоже! — как будто не поверил тот.

Бывают же случаи! Просто как в сказке! Это и был Федор Марков, за чью судьбу беспокоились в обкоме. Я смотрел на него как на чудо, а он как ни в чем не бывало, поводя серыми озорными глазами, быстро шел к нам, адресуясь пока что к одному Черкасову.

Они были в добродушном, приподнятом настроении, когда все на свете кажется несерьезным и хочется подтрунивать над другими. Даже новость, которая должна была остепенить Маркова, наверное, показалась ему не совсем реальной. А может быть, тут таилось другое — гордость, желание показать: ну что же, это, конечно, радость, но я не мальчишка. Однако когда он подошел и протянул руку, я заметил — на серые своевольные глаза набегают слезы.

Потеряв по пути товарищей, Марков какое-то время действовал в одиночку. Но и после, когда возглавил группу, отряд, 'часто встречался с врагом лицом к лицу. Человек редчайшего мужества, он побывал даже в Вильнюсе, где, вспомнив прошлое — борьбу с пилсудчиками, покарал предателей и установил нужные связи. Неугомонный, решительный, он неизменно принимал участие в засадах, в диверсиях на железной дороге, в разгроме управ, вражеских гарнизонов — всегда впереди, всегда там, где огонь. Он сумел наладить такие отношения с населением, что оно помогало отряду, чем только могло, охраняло его от неожиданностей, вело разведку, сообщало о планах врага.

— Так, значит, ищете? — усмехнулся он. — Тогда условие. Получу взрывчатку, оружие — где наше не пропадало, это гебитскомиссаровская игрушка твоя.