Владимир Карпов - Признание в ненависти и любви [Рассказы и воспоминания]

Ивана Матвеевича Тимчука, комиссара бригады «Народные мстители», мы нашли в Руднянском лесу, на берегу Дикого озера, — он организовал там базы для подпольного Логойского райкома и типографии, а также для будущей бригады «Большевик».

Родился Тимчук в прикарпатской деревне с бурной кристальной речушкой. В годы гражданской войны бойцом-добровольцем Седьмой Самарской кавалерийской дивизии сражался с деникинцами, с врангелевцами. По мышки в ржавой воде форсировал Сиваш, громил банды Махно, Тютюнника. В боях был дважды ранен, А когда партия объявила ленинский призыв, вступил в ее ряды. Накануне же Великой Отечественной войны работал директором Первого белорусского зверосовхоза.

Он сидел на пеньке, а перед ним, жестикулируя и приседая, чтобы лучше видеть лицо Тимчука, топтался обросший серой щетиной дядя. В военной фуражке, в черной, подпоясанной широким ремнем дубленке, опушенной по бортам и внизу, с колодкой маузера, повешенной на ремешке через плечо, Тимчук выглядел внушительно, но не совсем по-военному. Круглое лицо его, карие, с хитрецой, глаза усмехались — и тоже как-то мирно, по-штатски, и, видимо, не от слов крестьянина, а от его затрапезного вида, от смешных приседаний.

За ним поблескивало Дикое озеро, спокойное, зеркальное. На рассвете неожиданно нагрянул колючий морозец, и с деревьев стали падать желтые и зеленые листья. Попадали они и в воду, которая казалась сияющей и тяжелой, как живое серебро, и плавали на ней, как плавают детские бумажные кораблики, чуть касаясь воды.

— Вот видите, — знакомясь с нами, сделался более серьезным Тимчук, — товарищ обижается и сетует, что за ночь обязательно раза три заходят партизаны — и каждый со своими претензиями. То дай, то подай… Назрело, видимо, время распределить деревни между отрядами. Пускай назначают комендантов. Верно? — обратился он к крестьянину.

— Это, пожалуй, дело, — согласился тот, однако не совсем уверенно вертя перед собой рукою и пожимая плечами.

Вот таким, веселым и серьезным одновременно, на пеньке, мне и запомнился Тимчук. Поводив нас по своим владениям и угостив заправленной салом картошкой в Ходоках, он опять потянул нас с Сидякиным на опушку. Сел на пень и, положив на колени планшет, стал писать письмо Центральному Комитету о том, что наболело.

— Движение в самом деле становится всенародным! — неожиданно подал он голос, положив на планшет авторучку. — Но зачем тянуть всех в болота, от коих три года скачи — ни до какой железной дороги не доскачешь? Что за причина этому? Да и как ты прокормишь собранных там людей? Зачем и кому это нужно?

«Что за причина этому?.. Не это ли кроме всего дает ему силу? — подумалось мне. — Воронянскии, Старик также ссылались на примеры из жизни. Но логика там была куда проще: «Видите, такое имеет прецеденты. А почему оно не может иметь место и сейчас?» Воронянскии же вообще старается обойтись без обобщений. Ему важен факт сам по себе и то, как соотносится он с уставом. Но все они, понятно, ищут лучшего для борьбы, хотя и отводят своей личности разное место в ней…»

— Куда девались «гопсосмыковцы»? — перевел Сидякин разговор на другое.

Тимчук, безусловно, догадывался, почему Сидякин задал свой вопрос, и использовал случай, чтобы внести коррективы.

— «Гоп со смыком» — накипь, — отмахнулся, как от надоедливой мошкары. — Вырвались из лагеря военнопленных, раздобыли велосипеды, баян — и давай куражиться. Устраивали концерты, потрошили немецкие сепараторные пункты. Не забывали, конечно, и крестьян. А теперь вот в «Штурмовую», кажется, нырнули… Однако не думайте, настоящее сопротивление у нас с первых дней. После нелегального собрания, на котором выбрали тройку для руководства, оформились сельские партийные организации. Ну и, известно, пошло-загудело. В Кораньском, Швабском, Бесядском, Слободском, Острошицком сельсоветах, — он с каким-то гордым удовлетворением перечислял эти названия, само звучание которых было ему приятным, — стали зарождаться партизанские группы…

Я ожидал, попадет ли и в связи с чем в это перечисление Минск, и дождался.

— Но что возьмешь с мелких групп? В декабре Минский подпольный горком подсказал: необходимо объединяться. И со второй половины февраля начал регулярно посылать пополнение. Так что к марту и наш «Мститель» вырос до двухсот человек. А это уже сила! Начали проводить засады на шоссейках, диверсии на железных дорогах. Ликвидировали полицейские участки в Беларучах, Слободе, Янушковичах, Корени, Крайске. А в июне в Валентиновском лесу приняли открытый бой. Лоб в лоб. Днем. А это этап уже! В настоящее же время ведем борьбу за хлеб. Крестьяне прячут его, а мы сжигаем скирды в немецких имениях… Если же говорить о трудностях, то основная загвоздка в одном — в оружии, в толе. Все, что можно было собрать на местах былых боев, подчистили, собрали. А знаете, из одного Илиянского района в «Мститель» около полуторы тысячи заявлений подано…