Михаил Яворский - Поцелуй льва

Трамвай № 4 подпрыгивал по знакомой вымощенной булыжником улице, окаймлённой пока безлистными каштанами. Когда-то я иногда ездил четвёркой в школу, если опаздывал или когда была плохая погода. Сейчас начиналась весна, день был солнечным, и я ехал в противоположном направлении на улицу Задвирнянську, 105, к пану Ковалю. Я стоял в конце наполненного трамвая. Некоторые пассажиры стояли на ступеньках открытых дверей, держась за поручни, чтобы не выпасть. Однако спереди трамвай был полупустой. Там висело объявление «Nur Für Deutsche» ― только для немцев.

Таких табличек в городе было очень много. Рестораны, кинотеатры, кафе, вагоны первого класса, залы ожидания на вокзалах, Оперный театр ― были тоже только для немцев. Для нас были доступны разве что грязные, мерзкие заведения и обгаженные общественные туалеты.

Большинство пассажиров моего отсека вышли раньше меня. Я представлял, как удивится пан Коваль, увидев меня. Прошло три месяца, как я вернулся из Монтелюпы. Отрасли волосы, а лицо стало гладким и румяным. Пан Коваль был рассудительным человеком, поэтому я был уверен, что он не будет меня упрекать в том, что я присоединился к походным группам полтора года назад. Это мне в нём нравилось. Я никогда не слышал, чтобы он оплакивал прошлое. Он жил сегодняшним днём. А после того, как Сенатор рассказал мне, что пан Коваль занимал высокую должность в организации, я начал лучше понимать, почему мелочи, которыми перенимается большинство людей, его не волновали.

Вот и дом пани Шебець. Для меня это дом, для неё ― это вилла. Описывая кому-нибудь его, она всегда говорила «вилла начала столетия». С обоих сторон его окружали кусты сирени, которая начала распускаться.

Я открыл металлическую калитку и вошёл. Перед тем как постучать в дверь веранды, я посмотрел на свои часы Tissot, которые недавно купил на чёрном рынке. Было около семи с небольшим часов вечера ― как раз время для посещения. Я подумал, что пан Коваль как раз закончил ужинать, а пани Шебець моет посуду на кухне. Так я смогу избежать её и сразу встречусь с паном Ковалем.

Я постучал и подождал.

Наверно слишком тихо. Постучал сильнее. Никакого результата. Потрогал за ручку ― закрыто. Постучал снова. Подождал. Начал неуверенно себя чувствовать, но желания уйти не было. Что они ― оглохли? А может они вдвоём в кровати?

Наконец я увидел пани Шебець ― она выглядывала из кухни. Узнала меня.

― Добрый вечер, пани Шебець.

― Что за неожиданность. Неплохо выглядишь и прилично одет. Где ты пропадал всё это время?

С тех пор, когда я её видел, она сильно постарела. Лицо было такое же безликое, как и волосы. В руках было кухонное полотенце. Я пропустил вопрос мимо ушей, потому что знал, что это или дань вежливости, или ей просто не с кем было почесать языком.

― Поговорим завтра, пани Шебець, а сейчас я хочу увидеться с паном Ковалем, ― ответил я и постучал в его дверь. Тишина. Хотел ещё постучать, но услышал голос пани Шебець:

― Твоего отца нет.

Может мне послышалось.

― Что вы сказали, пани Шебець?

― Говорю, что твоего отца нет.

Она что, с ума сошла? Мой отец умер три года назад, и она об этом знала.

― Где пан Коваль? ― резко спросил я.

― Пана Коваля, то есть твоего отца, уже давно нет, ― ответила она.

― Хватит пани Шебець, я не имею настроения шутить.

Равнодушие пана Коваля к любовным чувствам пани Шебець, так оказало на неё влияние, что она выдумала какую-то басню, почему он не может на ней жениться. Мне всегда казалось, что она считает виноватым меня в том, что пан Коваль не хочет брать её в жёны.

Словно не веря, пани Шебець пристально взглянула на меня увеличенными через пенсне глазами.

― Разве ты не знал? ― сказала он с нотками жалости ко мне.

― Чего не знал? ― отрубил я.

― Что он твой отец. Все знали, что ты ― его сын.

― Я? Вы что… Неужели? Пан Коваль ― мой отец? Но…

Я не окончил предложение. Я хотел сказать: «Но мне бы рассказала мама», ― но одновременно меня взяли сомнения.

― У меня есть ключи от его квартиры, можешь жить там, сколько угодно. Твоя кровать такая же, как и всегда. Твой отец был уверен, что однажды ты вернёшься.

― Нет, спасибо, я не останусь.

― Разве тебе не интересно, куда делся твой отец?

― Мой отец умер три года назад, и вы это знаете, пани Шебець.

С этим я и ушёл прочь.

Я не хотел ей верить. Такая возможность была бы очень обидной и противоречивой. Если это правда, то все мои близкие выдавали себя за других. Тогда надо пересмотреть все родственные связи. К тому же, признать это ― означает признать ложь, предательство. Поэтому я решил придерживаться старого ― моего отца звали Андреем, и он умер три года назад.