Когда автобус подпрыгнул на выбоине, автомат сполз с колен конвоира, и его ствол толкнул моё колено. Я инстинктивно оттолкнул его. Конвоир резко встал и с криком «Ни с места!» схватил автомат и направил на меня.
Автобус проезжал знакомые места. Вот моя гимназия ― сколько связано с ней воспоминаний! Перед глазами промелькнула директриса Боцва, осквернённая статуя Сталина, «Каталина» ― невыносимый преподаватель латыни, который осмелился назвать меня варваром. Отец Шпитковський ― священник, который стал коммунистом и преподавал географию с фанатизмом вновь обращённого в веру. Когда я увидел бывшую кондитерскую, мой желудок чуть не скрутился узлом. Бывало, я там покупал халву с ванильным и ромовым вкусом.
Вот наконец костёл святой Елизаветы. Казалось, что его прямые готические шпили касались неба. В лучах утреннего солнца его высокие окна из цветного стекла вспыхнули яркими огнями красок, на миг отвлекая мои мысли от автомобиля.
Через пол квартала улица Сапеги заканчивалась. Автомобиль и автобус повернули налево на Городоцкую и остановились, потому что военная колонна, которая двигалась с вокзала, заблокировала дорогу. Отсюда мы могли ехать в трёх направлениях. Вперёд ― дорога на Перемышль, в Польшу, оккупированную немцами. Немного правее ― на бульвар Фоха, который оканчивался железнодорожным вокзалом. Ещё правее ― на улочку, которая вела к Яновскому кладбищу и к лугу, который кое-кто называл Цветочными, а кое-кто ― Долиной Скорби.
Уже несколько столетий Долина Скорби традиционно использовалась для массовых казней. Под ковром роскошных трав и цветов лежали мёртвые души. Анархисты, радикалы, националисты, коммунисты, реакционеры да и просто невинные заложники ― все они имели отношение к плодородию Долины.
Тут хоронили палачей бывших жертв, которым удавалось захватить власть. Всё было очень просто: привозишь врагов на цветущее поле, приказываешь выкопать себе могилу (размеры зависят от количества жертв), выстраиваешь их на краю и расстреливаешь. Тела падают куда положено. Пройдёт несколько десятилетий или веков, найдут те могилы и соорудят памятник павшим героям. А чтобы удовлетворить жажду мести, будут расстреливать новых врагов. Цветы Долины Скорби упились человеческой кровью. Теперь они смаковали кровь «избранного народа» и ждали нашей.
Я не отводил взгляд от легкового автомобиля. Он стоял. Казалось, военной колонне не будет конца. Меня охватила холодная неуверенность, сквозь которую пробивался слабый луч надежды. Может всё же…
Наконец мы тронулись. Через мгновение ― фатальный поворот. Я замер, закрыл глаза.
Судя по тому, как трясло автобус, мы ехали по Городоцкой. Или может просто я себя в этом убеждал? Глаза не раскрывал, поэтому точно не знал. Но открыв глаза, я увидел знак «Krakau 450 km». Мы ехали в направлении Польши, которая была оккупирована немцами.
«Природа поставила над человечеством два верховных правител я― боль и наслаждение».
Джереми Бентам
Несколько столетий назад, когда Краков был со всех сторон окружён стенами, одна богатая купеческая семья, которая проживала в этом городе, отправила одну из своих дочерей в Италию изучать религиозное искусство. Звали её Иолантой. Легенда гласит, что красотой и умом она превосходила всех женщин Польши того времени. Не удивительно, что в неё влюбился итальянский шляхтич. Он попросил её стать его женой, но она отказалась. Италия её нравилась, но она не собиралась на всю жизнь оставаться на чужбине.
Впрочем, когда шляхтич пообещал поехать с ней в Польшу, девушка всё-таки приняла его предложение. Тогда Краков имел Магдебургское право и был самым богатым городом Центральной Европы. Наиболее он гордился своим знаменитым Вевельским замком и соседней готической кафедрой, где происходили коронации королей.
Очарованный изящностью готической архитектуры, а также, чтобы поразить жену, шляхтич решил возвести для себя уменьшённые копии замка и катедры. Для этого он выбрал место вне городских стен на холме, откуда было видно город как на ладони. Этот холм (а для некоторых это была настоящая гора) тогда был диким и необжитым, а волков там бродило несметное количество. Именно поэтому горожане прозвали его Wilcza Góra, Волчья Гора.
Шляхтич же называл холм Montelupa, по-итальянски Волчья Гора.
Чтобы построить замок, он нанял лучших немецких мастеров. Однако, когда работы подходили к концу, Краков заняли австрийцы. Они выгнали итальянца и превратили недостроенный замок в крепость. В следующем столетии император Франц-Иосиф решил сделать из него тюрьму. Замок разбили на шестьдесят камер. Монтелюпа, как её начали называть, должна была стать образцовой тюрьмой. Ведь Франц-Иосиф был реформатором. По его мнению, тюрьмы существуют не для того, чтобы заключённый там чахнул, а чтобы перевоспитывался.
Читать дальше