Михаил Яворский - Поцелуй льва

После этой строки мой голос слился с Богдановым. Словно в театре, мы декламировали с пафосом мастеров сцены, и деревья были нашими единственными слушателями.

Потом мы шли молча. Дорога простиралась как стрела, прямо. Через некоторое время мы заметили, и наша примитивная карта это подтвердила, что впереди дорога круто поворачивает влево, обходя лес. Чтобы спрятаться от палящего солнца и сэкономить время, мы решили идти напрямую через лес.

Идя по узкой тропинке, мы наслаждались прохладным ветерком, время от времени останавливались, прислушиваясь к глухому грому канонады, которая всё время усиливалась. Однако вскоре я перестал обращать на это внимание. В тишине леса я почти забыл о войне. Мысленно я окунулся в далёкое прошлое. На экране истории я видел Белую Церковь сожженную татаро-монгольскими ордами, медленно отстроенную, позже завоёванную Польско-Литовским королевством, крестьян, превращённых в крепостных. Потом в моём воображении возникло крестьянское восстание, короткий промежуток свободы и наконец порабощение Украины Россией.

Образы этого столетия были ещё чётче. И снова они наполнились жестокостью и кровью. Я видел, как Австро-Венгерская армия шагает через Белую Церковь на Киев, а россияне отбивают это наступление. И те и другие истекают кровью. Между двумя фронтами я видел эпизод рассказа о моём деде и пане Ковале. В последних кадрах огни, грабежи, насилие становились всё более безумным ― с севера надвигались орды большевиков. Их девизом была свобода, но несли они смерть.

Теперь я был свидетелем настоящей истории. Она развивалась перед моими глазами. Я слышал и дышал ею. Постоянный гром взрывов, стрекотание артиллерии становились всё сильнее. Очевидно, немцы готовились наступать на Киев.

От мысли о том, что мы скоро будем в столице, я ощутил волну возбуждения, смешанную с надеждой и опасением неизвестности. В таком блаженном настроении я вышел на поляну. Оглянулся, чтобы спросить Богдана, или не хочет он отдохнуть. Но не успел и слова сказать, как услышал: «Halt! Hände hoch!» [20] Стой! Руки вверх! (нем.)

Мы подняли руки.

На другой стороне поляны, готовые стрелять, стояли два немца. В камуфляжной форме их еле можно было отличить от листьев.

― Мы ― freund, [21] Друзья (нем.). ― промямлили мы.

Через секунду нас обыскали и повели по широкой тропинке, обрамлённой, казалось издали, кустами, а на самом деле замаскированными танками и палатками.

Наконец нас привели к большой палатке. Какой-то высокий мужчина, судя по форме и наградам, офицер, наклонившись стоял возле столика, покрытого картами. Наш конвоир отдал ему честь и обращаясь к нему «Herr Oberst [22] Господин полковник (нем.) », доложил, что нас задержали возле военного лагеря. Oberst мельком взглянул на нас и повернулся к своим картам. Через несколько секунд, словно подумав, он снова посмотрел на нас: «Что, чёрт возьми, тут делают эти дети? Идите ка сюда, ребята».

Мы подошли ближе к столу, солдат остался сзади.

Oberst с интересом посмотрел на нас, как на слона в картинной галерее. Он был высоким, примерно лет сорока, самоуверенным, голубоглазым и рыжеволосым. Медали на кителе и серебряные погоны придавали ему солидность. К удивления, разговаривал он с нами очень доброжелательно. Хотел узнать кто мы, что делаем в зоне военных действий. Понимаем ли, что сейчас стоим посреди танковой дивизии, которая ожидает приказ наступать на Киев? Вопреки ожиданиям, его слова звучали искренне и приветливо, он чем- то напоминал мне пана Коваля.

Мы не очень хорошо владели немецким, чтобы ответить на все его вопросы, но этого мы бы и не сделали, даже если бы и знали её в совершенстве. Перед выездом из Житомира нам велели, если будут спрашивать немцы, не признавать своего членства в Организации.

Переплетая правду и ложь, мы соткали простенькую историю. Своим школьным немецким и жестами мы проинформировали Oberst'a, что мы одноклассники из Лемберга, ищем Богданова брата Игоря, арестованного россиянами по обвинению в надругательстве над статуей Сталина. Несколько недель перед войной его перевели в какую-то киевскую тюрьму. Мы хотели прибыть в Киев сразу после того, как его захватят немцы, надеясь застать Игоря живым. В конце мы выразили уверенность, что немецкие войска через несколько дней возьмут Киев, поскольку они намного сильнее красных.