Он еще за то любил армию, что никогда не чувствовал себя одиноким. О тебе постоянно помнят, держат тебя в виду, твои заботы — это заботы многих людей, а в бою каждый шаг твоего батальона отзывается в больших штабах. Оно, конечно, тяжко, если тебя, как звено в натянутой цепи, денно и нощно испытывают на разрыв, но не в том ли соль жизни — быть незаменимым на своем месте, держаться, пока можешь?!
Что там у Полухина? Велики ли потери? Не затянет ли с выходом на рубеж форсирования?.. Плохо, если сосед твой еще до боя потрепан — лишние заботы о фланге. Эти заботы, того и гляди, свалят теперь целиком на Батурина. А ведь пробился-таки в академию торопыга Полухин. Сразу после учений и уедет. Может быть, в тот же день, когда будут провожать Батурина.
* * *
Головные роты в предбоевых порядках стояли на исходных рубежах в пойме, прикрытой кустарником. Надорванный, раздирающий душу плач реактивных снарядов смешался с самолетным громом, в кромешном аду разрывов, тротиловом дыму, моторном чаду и копоти тонул туманный рассвет. Со своего НП, из бронетранспортера, Батурин едва различал ближние машины второй, шаруновской, роты; они казались игрушечно-хрупкими в адском котле боя, и уж совсем жалкими выглядели снующие фигурки людей. Но комбат знал: вся вырвавшаяся из стволов, бомболюков, кассет разрушительная гроза бушует для того, чтобы через минуту-другую эти люди и эти машины ринулись в воду, смешанную с огнем, и все будет зависеть от того, достигнут ли они другого берега и сколько шагов сделает каждый из мотострелков там, под кинжальным огнем, в ядовитых дымных сумерках, где разрывы мин и снарядов кажутся не ярче спичечных вспышек.
В нем словно нарастал стук хронометра, и стук этот колебал иглу в груди, снова накалял ее. А гроза над рекой сразу потеряла силу, самолеты как-то внезапно исчезли, только артиллерия продолжала разрушительную работу. «Неужели…» И тотчас увидел: из /дубины обороны «противника», над завесой дыма, скрывшего ближние взгорки, вырвался, грозно клубясь и разрастаясь, черно-огненный шар. Казалось, Батурин ощутил содрогание брони от ударной волны. Теперь ему не надо было ждать радиосигнала атаки — в оглушенном, раздираемом помехами эфире сигнал мог потеряться. Ядерный удар по резервам обороняющихся, вблизи переднего края, сам по себе означал требование — вперед! Вдоль берега реки, пробивая дым и туман, замерцали зеленые ракеты, и машины второй роты разом двинулись, расходясь веером на прибрежном лугу. Батурин знал, что, невидимая за леском, сейчас входит в реку и третья рота, с которой переправляется его замполит. «Веселей, ребятки, веселей! Теперь главное — как вы пойдете…»
— У третьей нормально, вторую сносит, — близко наклонясь к Батурину, доложил начальник штаба; он держал связь с невидимой третьей ротой.
Снова вскипел разрывами противоположный берег — артиллерия плотным огнем разрушала спешно установленные «противником» заграждения, прокладывала пути в минных полях…
Батурин и сам видел, что вторую сносит: машины, борясь с сильным течением, держат через реку наискось, время форсирования удлиняется, а между тем со ската задымленной высоты, из глубины опорного пункта, по ним уже хлещут минометы и, что еще хуже, два-три раза рявкнули оттуда противотанковые орудия. Пока наугад, но ведь дым рассеивается. И прямо перед фронтом роты — то ли вспышки пулеметов, то ли пристрельные очереди малокалиберных автоматических пушек. А казалось, на этой скверной высотке ничего живого не должно бы остаться.
— Вызывай артиллерию! — приказал Батурин. Связисты успели дотянуть провод до артиллерийского командного пункта, и Батурин воспользовался телефоном, к которому испытывал слабость. Никаких тебе помех, кроме обрыва провод», — тем и хорош этот, считай уже древний, вид связи. Напрасно пренебрегают им иные командиры. Радио, конечно, и мобильнее, и проще, и оперативнее, но черта ли с него толку, когда эфир так забит помехами, что сквозь них, кажется, не то что радиосигнал — артиллерийский снаряд не пролетит! Без радио, понятно, нынче ни шагу, но и сигнальные флажки держи за поясом.
— Прошу огоньку на правый фланг, — попросил артиллериста. — Добавьте дымовых снарядов по встречному скату, держите их слепыми — чтоб ни одного прицельного выстрела по машинам.
— Понял тебя, «Метелица»! — весело отозвалась трубка. — А пулеметы в лощине?
— На них я управу найду. — Обернулся к начальнику штаба: — Передай танкистам: немедленно подавить пулеметы перед фронтом третьей роты. Я знаю, какие прицелы у танков, поэтому спрошу за каждую огневую точку, которая будет действовать больше минуты.
Читать дальше