Владимир Возовиков - Тайфун

Подвел он меня однажды крупно. Надо было в команду от заставы включить молодых солдат для участия в комплексных состязаниях, а наши новички только-только прибыли из учебного, способностей их я не знал, на проверку времени не оставалось. Одного вызываю, другого, третьего — мнутся: ответственно, мол, боимся подвести. Дошло до рядового Иванушкина, а он только и ответил: «Есть!» Разумеется, я его тут же и в список… Ох, брат, позлословили потом надо мной соседи: что же, мол, такие вот у вас лучшие стрелки, спортсмены и следопыты? Какие же тогда худшие?..

Сам знаешь, нам с тобою нельзя обнажать свои симпатии и антипатии к подчиненным. Но засела во мне досада на этого Иванушкина. Самолично гонял его на занятиях с секундомером в руках. Да только редко он в нормативы укладывался. Но ведь упрямец какой! Куда бы ни требовались добровольцы — первым вызывается. Ты знаешь, солдаты на язычок бойкий народ, доставалось ему со всех сторон, а он, чертенок, и бровью не поведет, будто не его касается…

Как-то шла от нас машина в поселок, Иванушкин ко мне: «Разрешите съездить? Мне двух часов хватит, пока машина будет загружаться». После узнал я, что у него в поселке девушка завелась, когда в учебном службу проходил… Взяли меня сомнения: опоздает же, не очень-то надежный парень… Говорю ему: «Вы вот обещали, например, за месяц научиться через коня прыгать, а ведь уже второй кончается. Как же верить вам?» Помрачнел мой Иванушкин. «Разрешите, — говорит, — я сейчас прыгну». «Добро», — говорю, а пограничники из-за спины Иванушкина смеются. Вышли на площадку. Раз он прыгнул — не вышло, другой, третий… Раз десять пытался, да так и не осилил коня. Смело идет, а ловкости и умения не хватает. Опустил голову, слинял как-то: «Разрешите идти?» Право, хотелось мне его все же отпустить тогда в поселок, но опять досада взяла. Зачем напросился на прыжки, недотепа ты этакий! Опять ведь смеются над тобой, и когда поумнеешь?..

А дня через два, ночью, наряд, в котором был Иванушкин, столкнулся с нарушителем… Ты небось думаешь, в наше время «классический» нарушитель только в книжках остался? И погони, схватки, перестрелки в легенды ушли? Нет, Гриша, граница есть граница. При всех средствах наблюдения, оповещения и прочем столкновение с врагом лицом к лицу тут совсем не исключено. Матерый нарушитель нашим парням попался, напролом шел. Старший наряда, ефрейтор, принял его вначале за охотника, заплутавшего в горах. Окликнул, как положено, а тот — из пистолета на голос… И ранил парня. Не сильно ранил, но все равно солдат уж не вояка. А ночка — глаз коли, да еще с дождичком. Ты сам знаешь, какие у нас тут ночки в конце осени выпадают… Ефрейтор командует Иванушкину: преследуй, постарайся взять живым, а я доложу на заставу, да и перевязку как-нибудь сам сделаю… Вот они, брат, наши девятнадцатилетние солдаты, на мальчишество которых мы частенько сетуем.

Словом, остался мой Иванушкин один на один с матерым нарушителем в ночных горах. Не буду писать, о чем передумал я, когда узнал ситуацию, — сам командир, поймешь. Не стану и поиск наш описывать. Шел он не один час, дождь следы смыл. Только утром нашли мы Иванушкина. Сидит на камне под колючей бояркой, мокрый, оборванный, в одной легкой тужурке — шинель и плащ он сбросил, чтоб не мешали. Осунулся, посинел, руки на автомате закостенели. Встал. «Товарищ капитан, нарушитель государственной границы, оказавший вооруженное сопротивление, задержан. На заставу идти отказывается…» Только тогда увидел: лежит в ямке человек в брезентовом ватнике, рожу отвернул, не шевельнется, будто не слышит…

Я ведь не сентиментальный человек, ты знаешь, а тут едва удержался, чтоб не расцеловать моего парня. Не столько тому обрадовался, что нарушителя задержал — от нас он все равно не ушел бы. Сам Иванушкин уцелел и выдержал такое испытание — вот что мне дороже всего показалось. Выходит, плоховато знал своего пограничника… И еще одну старую-старую истину заново уяснил для себя: в настоящем бою, конечно, и сила и ловкость нужны, но всего заглавнее — дух и стойкость…»

Зимний закат скор. Еще желто-красное солнце, нежданно проглянувшее в тучах словно для того, чтобы попрощаться с землей, цепляется за неровную, почерневшую гряду на западе, а в воздухе уже разлит сумрак, даже блеск снегов притушен и угрюм, чувствуешь — ночь где-то рядом, вокруг тебя, она выползает из тени мелколесья, смотрит из горных ущелий, ждет близкой минуты, чтобы разом затопить округу, даже небо на глазах тяжелеет, становится ниже…