Бэзил Дэвидсон - ОПЕРАЦИЯ «АНДРАШИ»

— Мы летом ездили отдыхать в Триест. Там море очень спокойное.

— Ну, скоро вы услышите Атлантический океан. Вот тогда вы вспомните эти пушки.

— Она вспомнит вас, милый юноша. А знаете, становится тепло.

— Я был бы рад, но к тому времени мы с Томом будем для вас просто людьми, которых вы встретили…

— А ведь еды у нас нет никакой, черт побери.

— Ерунда, Марко. Все это ерунда. Нам и так вполне хорошо. Ведь нам же хорошо, верно?

— Милый юноша, нам очень хорошо.

— Это вы меня забудете, капитан. Подумаете: а, та глупая венгерская девчонка! И забудете меня.

— Он у вас того и гляди покраснеет.

— Заткнитесь, Том!

Они спали на полу, на соломе, и она лежала совсем рядом. Глубокой ночью, убаюканный жаром, которым веяло от накаленной печки, он сквозь дремоту почувствовал, как она повернулась на спину, а потом на другой бок и уютно прижалась к нему. Ее спутанные волосы щекотали его щеку, он ощущал тепло ее тела. Осторожно и бережно, стараясь не разбудить, он положил руку ей на плечо.

Он проснулся на ранней заре. Затекшее тело ныло, голову ломило от духоты. Марта, Андраши и Том все еще спали — Андраши и Том мирно похрапывали, — но Марко и Юрицы не было. Он тихонько встал, укрыл Марту плащом и вышел в промозглый утренний холод. Небо над деревьями светлело. Его подошвы скользили по глине, серой от инея. Он глубоко вдохнул сырой, какой-то безжизненный, замутненный мраком воздух и пошел к развалинам сарая помочиться.

Возвращаясь, он увидел, что по тропке из рощицы идут Марко с Юрицей и девушка в длинной темной кофте. Ее голова была обмотана желтым шарфом. Он вспомнил, что видел ее, когда в первый раз переправлялся через Дунай. Она была из Паланки — что-то вроде политического работника, напарница Кары в том смысле, что она держала связь на этом берегу, как он на том. Добродушная полная девушка с круглым лицом и розовыми щеками. Ее партизанская кличка была Бабуся.

Обрадованный, он поспешил к ним навстречу: еще одно доказательство того, что все идет по плану с точностью часового механизма.

Они подошли совсем близко и остановились, не глядя на него.

— А, Бабуся! Надеюсь, вы принесли нам чего-нибудь поесть.

В угрюмой полутьме он плохо видел их лица и попробовал еще раз:

— Ну, ничего, перекусим завтра! — Обычная формула, означающая готовность голодать и дальше.

Но они молчали. Казалось, они были встревожены. И не просто встревожены.

Они заговорили с ним, и он слушал, как человек, тонущий совсем рядом со спасительным берегом.

Марко сказал ровным голосом:

— Они сожгли Нешковац.

Он слушал, и волны катастрофы сомкнулись над его готовой.

— Пламя было видно даже у нас в Паланке. — Когда, Бабуся? — еле выговорил он.

— Десять дней назад. На прошлой неделе. И с тех пор мы каждую ночь ждали на берегу Бору и Кару. Но их не было.

— И вчера тоже? — спросил Юрица.

Она покачала головой, глядя на них широко раскрытыми глазами.

— Все посты здесь усилены. У пограничников теперь новые командиры. Одни фашисты. Не знаю, что бы я делала, если бы вы и сегодня не пришли на условленное место.

И вновь он почувствовал жуткую уверенность, постыдную в ее ясности, что на самом деле все это его не трогает. И тем не менее это была петля, в которой он задыхался.

Кое-как он пробормотал:

— Это ужасное известие.

Марко схватил его за лацканы, впился в него горящими глазами.

— Но это еще не все.

Он парализованно ждал.

— Эти две женщины, помните? Вы слишком долго жили у них, мой друг. Их забрали. На другой день после того, как мы ушли.

Голос Марко был беспощаден:

— Вот во что обошелся этот ваш человек. Ну, надеюсь, вы потом убедитесь, что он этого стоил.

В тисках холода и ясности, уже задыхаясь от отчаяния, он все-таки успел сказать:

— Ради бога, Марко, не говорите Тому. И, ничего не видя, отвернулся от них.

— Если лечь на живот, — терпеливо советовал Митя, — меньше чувствуешь голод. Мы так делали в лагере. Ну, вон как Касим и Халиф.

Казахи расположились под нефритово-зелеными соснами на сухом мыске, который вдавался в Дунай с этой стороны крошечного острова. Халиф за спиной Касима лениво бросал шишки в серый стремительный поток, который закручивал быстрые воронки между островком и скалистым обрывом Плавы Горы.

Том перевернулся со спины на живот, но лучше ему от этого не стало. Он решил и дальше допекать Митю, лениво его подзадоривая, только чтобы Митя что-нибудь говорил. Смолистый запах сосновой хвои располагал к философствованию — ну, если не самому рассуждать, так хотя бы послушать. С тех пор как вчера, двенадцать, а то и шестнадцать часов назад, Марко отправился на Плаву Гору, чтобы отыскать Бору, Кару «или, черт побери, еще какого-нибудь слободановского связного, который там уцелел», они все погрузились в молчание. Из Корнуэлла невозможно было вытянуть ни слова — его не удавалось даже завести на очередную «речь офицера, воодушевляющего своих солдат». Андраши же говорил только по-венгерски со своей бойкой дочкой. «Эта своего не упустит, хоть и смотрит эдакой птичкой, — подумал он холодно. — Мне такие не по нутру. Другое дело капитану — то есть ей так кажется».