Адольф был за забастовку. Во время забастовки можно крепко заработать. А война?.. Вот этого он еще не пробовал.
И вдруг все разрешилось. Парламент голосовал за войну. Германские товарищи тоже голосовали за войну. Бауэр так и не разоблачил дипломатической вакханалии.
Заведующий отделом вернулся из кафе. О забастовке больше не говорили. И. хотя некоторые сотрудники действительно покинули редакцию в ту же ночь, война все нее началась.
Всеобщая мобилизация, проводы, речи, музыка.
Адольф бегал с одного вокзала на другой, интервьюировал отправляемых на фронт, приставал к начальникам поездов Красного Креста и написал об этом пространный фельетон.
Он как-то невзначай передал его заведующему отделом.
Заведующий отделом прочел эти корявые строки, улыбнулся и сказал Адольфу:
— Пойдет!
В ту ночь Адольф долго не возвращался домой — ждал выхода номера.
Старик Краус дрожащим голосом прочел статью соседям. Господин Шольтес просмотрел статью и небрежно заметил:
— Довольно беззубая.
На следующий день главный редактор вызвал к себе заведующего отделом вместе с Адольфом.
— Как можно так писать? — спросил он возмущенно, тыча пальцем в последний номер газеты и механически повторил все упреки, брошенные ему в отделе пропаганды военного министерства.
— О войне можно писать только оптимистически, статьи должны звучать бодро, как дробь маленького барабанщика, ведущего своих товарищей на штурм. Вот какова задача журналиста во время грозных дней войны. Чтобы у меня в газете больше такой пакости не повторялось!
Заведующий отделом начал было: — Мы, социалисты…
— Бросьте, бросьте, мой друг! Против кого вы идете? Партийный комитет решил вопрос. Наконец парламент голосовал, наши голосовали, и германские товарищи подняли руки «за».
— Словом, предали все? — спросил заведующий отделом и побледнел. — Пролетариат — увидите, — пролетариат найдет свои пути без нас.
Адольф стоял перед редактором и дрожал. Он понимал, что господин редактор не спорит с заведующим отделом. У него вдруг заблестели глаза, он вытянулся и спросил:
— Разрешите, господин редактор, я вам принесу завтра свою статью, лично вам… лично принесу, можно?
— Такую, как эта? — спросил главный редактор с брезгливой выпяченной губой.
— Нет, нет, господин редактор, именно такую, как вы говорите… Впечатления маленького барабанщика!
— Принесите, — сказал главный редактор и улыбнулся, — я в этом сейчас нуждаюсь. Наши сотрудники, то есть некоторые из них, никак не хотят понять, что на это время надо отложить в сторону всякую классовую борьбу.
Заведующий отделом молча вышел из кабинета.
Адольф попятился к двери и исчез. Он зашел в кафе, пробрался к самому дальнему столику и, не глядя ни на кого, не поднимая головы, написал подряд три маленькие статьи. В них говорилось о войне: о штыковой атаке, о трусости врага, о благородстве наших солдат, об их героизме.
В одной из них раненый рассказывал о своих легендарных похождениях на фронте, в другой — галицийская беженка говорила о варварстве русских казаков, а третья статья призывала всех, всех идти на фронт, потому что эта война — война за цивилизацию, против диких Балкан, против страшных русских, война всех культурных людей против варварства.
Статьи были горячие. Адольф подписался «Маленький барабанщик» и только тогда придвинул к себе совершенно остывший кофе.
В кафе спорили господа писатели и журналисты. Одни говорили, что о войне надо писать правду, и это будет страшным разоблачением; другие говорили, что вовсе не надо ничего писать; третьи предлагали писать, но с энтузиазмом.
Адольф хитро улыбался. У него в кармане были три статьи, и он в первый раз почувствовал себя выше этих умных людей.
Он прибежал к главному редактору. Главный редактор принял его сейчас же. Он прочел от строки до строки все три статьи, просиял и, встав, протянул Адольфу руку.
— Браво, мой друг, это пойдет. Очень, очень мило, маленький барабанщик! И еще раз браво!
С этого дня фельетоны «Маленького барабанщика» шли подвалами на второй странице. Один был удачнее другого.
Это была щедрая жатва. Адольф преобразился. Он приоделся, во рту заблестели золотые зубы, и на лице утвердилась наглая улыбка. Он ухватился за свою сенсацию и действовал не зевая. Некоторые из испытанных журналистов начали признавать его талант. Другие, скептики, задавали ему ехидные вопросы: «Как вы это делаете, маэстро? Ведь вы еще пороха не нюхали?»
Читать дальше