Григорий Полянкер - Деражня – Берлин

– Оказывается, ты мастер на все руки!

Авром Гинзбург хмурился, но не очень злился на своих веселых, добродушных земляков.

С этим еще можно было смириться. Хуже то, что война разгоралась все сильнее и горе охватило всех людей. Пришли в местечко первые похоронки, и матери, жены, невесты горько оплакивали свою страшную участь.

Как известно, царь-батюшка с Авромом Гинзбургом никаких дел не имел, если не считать того, что он, как и его соплеменники, был пасынком, бесправным и человеком третьего сорта, на которого обрушивались все громы и молнии, погромы и унижения, когда дела в империи шли плохо. А когда, скажите, они здесь шли хорошо?

И тогда находили сразу же козла отпущения.

– Во всем виноваты «они»! – орали на всех перекрестках черносотенцы, всевозможные провокаторы, царские ищейки и отводили душу на ни в чем не повинных людях.

Царь-батюшка был глух и нем. Делал вид, что ничего не видит, ничего не знает. Дикий произвол над бедным кузнецом царька ничуть не трогал. Однако когда началась война, всемогущий о нем сразу же вспомнил. Вспомнил, что далеко от Петербурга в местечке Деражне живет хороший кузнец, молодой, к тому же добровольный дружинник-пожарник, плечистый, крепыш, который был бы неплохим солдатом и защитником «царя и отечества». Почему бы такого не призвать на воинскую службу?

Недолго думая, царь-батюшка оторвал Гинзбурга от дома, семьи, кузни, осталось местечко без славного кузнеца и пожарника. Ему доверили трехлинейную винтовку и отправили на фронт.

Долго обучать новобранца тонкостям борьбы, мордобитья, «коли штыком, бей прикладом» начальству не пришлось. Крепкий, плечистый молодой человек никогда себя в обиду не давал, науку постиг издавна, правда, в других условиях и, главным образом, кулаками. Он неплохо справлялся, когда кто-нибудь его задевал или оскорблял. Он с детских лет не терпел подлости, несправедливости и умел постоять за себя и за друзей. Кулаки его часто выручали от нападений, обид. Ничего и никого не боялся. Был смелым и отважным. К огню он тоже был приспособлен с малых лет – вечно пропадал на кузне, у горна, поэтому понимал толк в огне…

На фронте, в окопах, молодому солдату приходилось пускать в ход не кулачищи, а иметь дело с настоящим огнем, смертоносным. Месяцами не вылезал из окопов, если не считать дни, когда приходилось с винтовкой, штыком ходить в атаки. Постепенно втягивался он в окопную жизнь, привыкал к войне. Правда, очень трудно было привыкать к тому, что рядом льется кровь, вечно над тобой витает смерть. А к смерти трудно привыкать. Нет, ни за что не скажешь, что это очень приятное соседство…

Но что поделаешь, беда обрушилась на Родину. Впереди коварный и жестокий враг, и его нужно любой ценой остановить, задержать, убить, иначе он тебя убьет, закабалит твою Родину, народ твой, дом.

Все это отлично понимал деражнянский кузнец, позабыл о «всех обидах и честно выполнял свой воинский долг.

В боях где-то в Карпатах, во время кровопролитной, ожесточенной атаки, наш кузнец неплохо, говорят, поработал штыком и прикладом и заслужил высокую похвалу начальства, а затем солдатскую награду – Георгиевский крест. Ему было очень лестно, он гордился наградой, но от этого ничуть не стало легче переносить боль от полученных в этой битве ран и, пожалуй, от этого его жена и детки, как, впрочем, и старенькая овдовевшая мать, сыты не были и нового хорошего кузнеца и пожарника в Деражне не прибавилось.

Хотя „Георгий“ красовался на полинялой солдатской гимнастерке бравого солдата, заросшего колючей бородой, он не уберег его от новых ран и всяких фронтовых бед.

Прошло немного времени, и Аврома Гинзбурга снова ранило. На этот раз тяжело, и долго пришлось валяться на госпитальной койке. Его там кое-как подлечили, поставили на ноги, похлопали по плечу и снова отправили молодца воевать не щадя живота „за веру, царя и отечество“.

И снова начиналась окопная житуха, тяжелая, мрачная, противная. А главное – неизвестно, за что воюешь.

Войне не видно было ни конца ни края.

„Поведать, сколько испил солдат горечи и мытарств, сколько изведал лиха на русско-германской войне, кажется, времени не хватит“, – говорил он. И, пожалуй, не расскажешь словами, сколько крови пролито, сколько славных друзей-однополчан полегло в, боях, с какими чудесными ребятами пришлось распрощаться навсегда.

– И все из-за этих проклятых милитаристов – пруссаков, пропади они пропадом, – рассказывает солдат, – вечно им земли мало, вечно воюют, нападают, норовят отхватить кусок пожирней, вечно ввергают мир в войны, беды, кровопролития. Три года, как один день, пробыл я на фронте и не поверил, что жив остался, когда война кончилась.