— Жан, — сказал следователь. — Не смотри в угол, потому что сегодня разговор у нас идёт о воде неотравленной. Сегодня только чистая вода служит великой Германии, она развязывает язык всем непокорным… — Фройлих сделал знак стоявшему поодаль гестаповцу.
Тот быстро подошёл к Жану, захлестнул его ноги петлёй и дёрнул за верёвку. Жан упал. Затем его подтянули за ноги к потолку, и он повис вниз головой. Рядом с его ртом поставили стакан воды. Говорят, она не имеет запаха. Нет, ошибаются. Чистая вода пахнет жизнью…
— Скажи, кто посылал тебя?
Жан закрыв глаза, мотнул головой.
— Назови своих товарищей.
Он молчал.
— Не думай, что легко уйдёшь от нас. Мы убьём тебя не сразу. Будешь подыхать медленно-медленно в таких вот муках. А сдохнешь, и мёртвому тебе не будет покоя… Распустим слух, что был ты агентом гестапо. Скажи…
«Вон о чём беспокоятся. Видать, и сами уже начали сомневаться, что победят Россию! — подумал Кабушкин. — Только бы выдержать!» В юности ему ничего не стоило пройти на руках вниз головой. Но сейчас… Казалось, что глаза вот-вот лопнут, внутренности давят на горло.
Фройлих внимательно следил за Жаном, как бы тот не потерял сознания. Желая придать избитому, в кровоподтёках и синяках, обессиленному телу какую-то энергию и помучить пытками подпольщика, он поднёс к губам его воду.
— Пей! Раз не понравилось тебе человеческое отношение, пусть будет по-животному.
Кабушкин схватил рукой стакан и бросил его в лицо Фройлиху.
— Ах, сволочь! Значит, есть ещё сила. Тогда повиси немного, успокойся. Когда же сила кончится, позовёшь. — Фройлих вышел из кабинета, хлопнув дверью.
Ноги Жана горели, будто их резали пилой. Ремённая петля вонзилась в икры. Посиневшие вены стали толстыми, как верёвки. Чтобы ослабить хоть немного эти нестерпимые, достающие до сердца жгучие боли, Жан раскачался и, пододвинув ближе стул, упёрся в него руками. Нет, сколько бы его ни пытали, товарищей не выдаст он и Фройлиха не позовёт. А нельзя ли ноги вытянуть из петли? О, если бы освободиться. Кабинет заперт, охранники за дверью. Надо приподняться, упираясь руками в спинку стула — петля на икрах ослабнет… Ещё, ещё немного… Теперь шевельнуть ногами, чтобы сбросить верёвку… Гоп… Жан упал на пол. Скорей, скорей!.. Он тяжело поднялся и, переступая ногами, как на иголках, пошёл было к большому окну — раскрыть его, но тут увидел на столе графин с водой. Сначала досыта напиться! Вот она, вода! Будь что будет…
Жан взял в руки прозрачный графин… То ли он при этом задел что-нибудь скрытое на столе, то ли поднос графина был соединён с проводами — в коридоре вдруг завыла сирена, послышались голоса, беготня… Захлёбываясь, Жан пил из горлышка. Вода лилась ему на лицо и шею. Но досыта напиться не удалось — в комнату ворвались гитлеровцы, сбили его с ног и начали топтать ногами. Он потерял сознание…
Мама, где же ты? Милая мама! Почему не подашь больному сыну холодной воды? Вон из того ведра, что висит на крюке, у двери. Только зачерпни большой кружкой. Нет, не полезет он в эту церковь. Глафира ударила палкой так, что голова болит. И жарко. Хочется пить… Дай уж воды, пожалуйста, хотя бы один глоток. Но матери не видно. Может, пошла к Харису. Наверно, принесёт холодный катык [11] Заквашенное молоко (тат.) .
и сделает айран. [12] Напиток, приготовленный из катыка и воды (тат.) .
А почему его подушка такая твёрдая? Эх, Тамара, Тамара, дай помягче…
Кабушкин с трудом открыл опухшие глаза. Нет ни матери, ни ведра с водой, ни Тамары. Лежит он вниз лицом на цементном полу в своей камере. Приподнявшись, он полез в угол. Если там, в углублении, скопилось немного воды, значит, Фрида уже вымыла пол. Сколько же пролежал он в бреду? Сутки? Двое суток? В углублении вода была. Иван припал к ней высохшими, потрескавшимися губами…
Шершавый цемент. И глоток прохладной воды… Где, когда Жану приходилось досыта насладиться этой живительной влагой? Тогда тоже было жарко, как сегодня. Но только грело солнце!.. И было это в Казани. Когда он работал в трампарке… Отзывчивый дядя Сафиулла, справедливая Гульсум и его бессменный кондуктор Светлана… Где они теперь? Наверное, тоже воюют с немцами. Конечно, каждый по-своему… В то лето он остановился на Кольце у колонки. Жарко палило солнце, и он пил чистую, прохладную воду. Это в тот день он купил у хозяйки жирного селезня, в желудке которого оказалась золотая монета…
Посередине камеры, окутанная розовым туманом, появилась Тамара. Он протянул к ней руки, зашептал:
Читать дальше