Михаил Аношкин - Уральский парень

Фролов, ни слова не говоря, скользнул вперед, к дзоту. Балашов мысленно одобрил его. Ракета. Фролов вжался в землю, замер. Погасла. Балашов считал: минута, вторая… Вот сейчас должен бросить связку гранат — и конец дзоту. Но взрыва не последовало. Захлебывался от ярости пулемет.

Не добрался Фролов…

Пополз Саша.

— Куда? — прохрипел Балашов, но Соснин либо не слышал из-за стрельбы, либо сделал вид, что не слышал. Вот и он растворился в темноте.

Минута… Вторая… Неужели и его постигнет участь Фролова? Лучше бы уж самому тебе ползти, старшина. В тот момент, когда в самой амбразуре метнулось яркое пламя взрыва, когда Балашов, ожидавший этого мига, упруго оттолкнулся от земли и кинулся к мосту, увлекая других, в этот самый момент поднялась бешеная стрельба и на западном конце моста, вспыхнули зеленовато-бледные ракеты, темноту прожгли светлячки трассирующих пуль. «Кто там?» — пронзила Балашова мысль, но он не задержал на ней внимания, ибо важнее было другое: добраться до бункера, закидать гранатами, чтоб расчистить дорогу подрывникам. И так потеряно много времени.

И гранаты сделали свое дело. Сопротивление охраны было сломлено. Те, что остались в живых, разбежались. Балашов приказал командиру второго взвода с группой бойцов поспешить на помощь тем неизвестным, которые атаковали мост с другого конца, а в случае необходимости прикрыть с запада подрывников. Пригибаясь, бойцы этой группы затопали по настилу, а за ними, согнувшись под тяжестью груза, пробежали подрывники. Стрельба на том берегу не стихала. К старшине придвинулся Остапенко, сказал печально:

— Супруна ранило.

Балашов не вымолвил ни слова, только скрипнул зубами.

— Они от шпалы над бровкой протянули тонкую проволоку, — продолжал Остапенко, — подцепили к ней у кольев консервные банки. Супрун врезался в проволоку, а немец полоснул из автомата. В плечо Супруну.

На той стороне громыхнуло несколько взрывов, вероятно, действовали партизаны Балашова. После этого стихло и там. Через несколько минут как из-под земли перед старшиной вырос старший подрывник.

— Готово, товарищ командир!

Балашов скомандовал отход. Захватили убитых, Фролова и Сашу, и раненых. Сашу нашли рядом с дзотом, лежащим спиной на проволоке. Видно, отбросило взрывом собственной же связки гранат.

Когда выбрались на опушку леса, земля вздрогнула от мощного взрыва. Косматое могучее пламя подняло мост на воздух, а потом все рухнуло в речку. Мост перестал существовать. Рота углубилась в лес. Вскоре к ней присоединилась группа из второго взвода. Командир взвода доложил:

— Разведчики из Красной Армии.

Рядом показалась фигура разведчика в плащ-палатке. Она козырнула Балашову. В другое время старшина обрадовался бы: разведчиков ждали все. Но сейчас мимо пронесли носилки с останками Саши Соснина. Балашов вспомнил Анисима Соснина, Сашин заразительный смех, что-то запершило в горле. Сказал тихо разведчику:

— Пристраивайтесь к роте, — и крупно зашагал вперед, догоняя голову растянувшейся в цепочку роты.

В расположение лагеря прибыли утром. Балашов поручил довести роту до места командиру второго взвода, а сам направился было к Кареву. Но вспомнил про разведчиков и послал Остапенко за их командиром. Неторопливо закурил. От ночных тревог болела голова. Раненая рука ныла. В горячке боя забыл про рану, а сейчас, когда схлынуло возбуждение, она напомнила о себе.

За спиной зашуршали шаги. Старшина обернулся. Рядом с Остапенко вышагивал командир разведчиков. Без плащ-палатки. Автомат висел за спиной. На погонах было две звездочки — лейтенант. Балашов знал, что в армии введены погоны, но видел их впервые. Может, поэтому задержал на них взгляд дольше, чем следовало. Когда его глаза встретились с глазами разведчика, старшина вздрогнул от неожиданности: родные, серые, мечтательные глаза Славки Миронова! И гладкие дуги бровей его, и подбородок с ямочкой… Раньше не было лишь морщин на лбу, не расходились они лучиками у висков. Это уже нажито на войне.

Балашов растерянно, но счастливо улыбнулся, слова застряли в горле. А лейтенант смотрел на партизана с удивлением, потом с беспокойством, даже с какой-то досадой. Но вот в глазах мелькнуло что-то радостное, но еще притушенное сомнением. Вроде бы свой человек, но усы, эта повязка на руке… Радостное в глазах разведчика ширилось и ширилось, оттесняя сомнение, пухлые губы дрогнули в улыбке.

— Володька! — разом выдохнул наконец лейтенант, не двигаясь с места.