Владимир Дягилев - Солдаты без оружия

От нее же еще ждали помощи. На нее надеялись. Ей завидовали. Ее порицали…

На этот раз она разглядела Дроздова. Он выглядел браво. Действительно, настоящий мужчина. Высокий, подобранный, еще тот довоенный военный, будто рожденный в форме. Волосы русые, глаза голубые. (Тут она, помнится, к удивлению своему, подумала: «Не будь этих приказных привозов, не будь этих свиданий по обязанности, я, быть может, и полюбила бы его».) И только певучий, никак не подходящий ко всему его облику голос настораживал и отталкивал ее. «Будто ребенка уговаривает. Хочет показаться добрым дядей…»

— Возможно, на этот раз вы, Галина Михайловна, дадите и мне слово?

— Да, да, — разрешила она и тотчас спохватилась: — А разве то, что я… неинтересно? — И, не дожидаясь ответа, завела свое спасительное: — Я так давно не разговаривала с понимающими людьми, так соскучилась по умному собеседнику…

Он послушал ее некоторое время и решительно прервал:

— Это все интересно. И ваша тактика понятна. Но я прошу сделать перерыв.

Наступила пауза. Послышались четкие шаги часового по стылой земле. Лишь теперь она обратила внимание на обстановку, на землянку с застывшим оконцем, с дверью, прикрытой плащ-палаткой, с инеем в щелях меж бревен, с мерцающим светом трофейной плошки.

— Так случилось, что я одинок, — продолжал Дроздов. Он заговорил вдруг обычным голосом, и это удивило ее. — И я еще не стар. Мне показалось… Нет, я уверен в этом: вы бы, Галина Михайловна, могли быть мне боевой подругой. И не только, — добавил он и полез за папиросами.

Он курил и ждал ответа. А она не знала, что сказать.

— А вы знаете, — сказала она самым невинным тоном, чтобы как-то оттянуть ответ, — я чуть не забыла. Для медсанбата машина нужна. Мы так мучаемся без надежного транспорта.

Дроздов ухмыльнулся уголками губ.

— Это непросто, но попробую. Все, что вы захотите, будет исполнено, конечно, насколько позволят условия и обстановка.

«Ну как отказать поделикатнее? — мучилась Галина Михайловна. — Как отказать, чтобы не обидеть его?»

— Можно мне подумать? — попросила Галина Михайловна.

— Да, да. Конечно. Даже нужно.

Всю эту ночь Галина Михайловна не спала, шепталась с Серебровой.

— Да соглашайся. Такой человек. Девчонки от зависти сгорят, — советовала Сереброва.

— Но ведь война.

— Вот именно. Хоть выживешь.

— Но ведь у меня никаких чувств к нему.

— Появятся, — хихикнула Сереброва. — После первой ночи.

Медсанбат получил машину. А дроздовская эмка не появлялась три дня. На четвертый она пришла. Командир медсанбата на этот раз не поторапливал подчиненную, говорил с сочувствием:

— Ждут, Галина Михайловна. Придется поехать. Передайте, что мы благодарим.

Все кончилось неожиданно и плохо. Галина Михайловна робко, но твердо заявила Дроздову, что она слишком его уважает, чтобы обманывать с самого начала. А Дроздов после долгого молчания уже особым металлическим голосом произнес:

— Что ж, тогда прощайте, Галина Михайловна. Я не могу спокойно вас видеть. Не могу. И зачем только вас, красивых, на фронт посылают?!

Он, захватив на ходу полушубок, вышел из землянки. Галину Михайловну провожал ординарец полковника.

А через три дня она получила назначение в отдельный стрелковый батальон, на самую малую для врача должность — врачом батальона на передовую.

Командир медсанбата вздыхал:

— Ну что же вы? Как же вы? И я тоже. — Он махнул рукой и ушел огорченный.

Сереброва плакала, прощаясь:

— Ведь убьют тебя. Убьют. Глупая ты. Глупая…

А операции все не было. Сафронов ходил сам не свой от огорчения и ожидания.

— Отдыхать, — посоветовал Лыков-старший собравшимся у его палатки офицерам. — Все свободное время использовать для отдыха.

А Сафронову не отдыхалось. В состоянии томления он отыскал Штукина. Тот как ни в чем не бывало находился в палатке, лежал на носилках и читал книгу. Приходу Сафронова он не удивился, будто ожидал его.

— Вижу, одолевает нетерпение и жажда деятельности, — заключил Штукин, едва взглянув на Сафронова. — Узнаю своего командира взвода по походочке.

— А что делать? — спросил Сафронов.

— Займись чем-нибудь. Я вот, например, хирургию повторяю, в частности операции на селезенке. Желаешь послушать?

Сафронов не выразил желания, встал и вышел из палатки, чтобы не мешать другу.

На третьи сутки, ранним утром, еще до подъема, вдруг началось то, чего он так долго и мучительно ожидал. Еще не проснувшись, Сафронов почувствовал, как под ним задрожала и загудела земля. Он вскинул голову, прислушался: земля действительно гудела и дрожала. Гудение шло из глубины, из самых недр, нарастающее, угрожающее, тревожное.