— Савельев!
— Слушаю, товарищ гвардии полковник.
Из темного угла поднялся молодой офицер связи с белыми бровями и скуластым лицом, на ходу одергивая полушубок, подошел к комбригу.
— Поедешь к Фролову, передашь: прошу держать дорогу на хутора.
— Слушаюсь, разрешите идти?
— Иди.
Через минуту загудел броневик. Удаляясь и затихая, он скоро смолк, и вновь наступила тишина.
Цветные кружочки перед полузакрытыми глазами Бударина ожили, зашевелились, побежали по дороге. Потом они остановились, собрались в кучу. И вдруг торопливо разлетелись, как вспугнутые мухи с куска сахара. Бударин увидел перед собой моложавое спокойное лицо Загрекова.
«А-а! Это он очистил дорогу. Он всегда приходит на помощь в трудные минуты».
«Все будет хорошо, — говорит Загреков. — Приказ выполним. Только надо немного отдохнуть, собрать силы».
Бударин уснул.
И тотчас, как по команде, уснули офицеры.
У майора Цырубина вывалилась из рук толстая книга и, раскрывшись, шмякнулась на пол. Все вздрогнули.
— Ну, дьявол, и спать не может спокойно, — проворчал кто-то.
В три часа ночи вблизи штаба разорвались снаряды, и в то же мгновение тревожно зазвонил телефон.
Бударин рывком вскинул голову, схватил трубку, выслушал, крикнул офицерам:
— Встать!
Все вскочили. Некоторые стояли еще с закрытыми глазами, пошатываясь.
— Фашисты силами до двух полков, при поддержке танков, атакуют второй батальон со стороны фольварка! — зло и хрипло выкрикивал комбриг, пристукивая по столу кулаком. — Приказываю: танкам моего резерва контратаковать. Зенитным пулеметам бить по наземным целям. Ясно, орлы?
— Ясно.
— Выполняйте.
Все пришло в привычное четкое движение: захлопали двери комнат, часто зазуммерили телефоны, забегали офицеры связи, взревели моторы. Танки бросились в атаку.
Комбриг пошел на радио.
— Разрешите с вами? — спросил Филиппов.
— Идем.
В эфире пищало, трещало, шумело, и все эти звуки покрывались отрывистыми разгоряченными голосами командиров машин.
— Иду на сближение.
— Пехота залегла. Молодцы зенитчики! Хорошо бьют.
— Алло, алло, Орлов. Я — «Шаляпин». Я — «Шаляпин», — докладывал Дронов. — Экипаж «сотой» совершил таран двух самоходок. Рубцов жив. Передает, что не сильно контужен. Преследуем пехоту. Прием.
Бударин слушал настороженно, стараясь по интонации голоса комбата определить его настроение, если надо — подбодрить, если надо — вмешаться, помочь; иногда отбивая ногою такт, удовлетворенно приговаривал:
— Так, орлы, так…
Филиппов, наблюдая за комбригом, учился у него командовать и ждал донесения о раненых.
— Алло, «Пинцет». Я — «Тампон», — услышал он звонкий голос Чащиной. — А — три, Б — один, В — четыре. Как слышно?
Филиппов расшифровал: раненых — три, контуженых — один, обожженных — четыре.
— Слышу хорошо. Чем помочь?
— Пока в порядке. Не нужно.
Радио неожиданно затрещало, послышался ломаный, неприятный голос:
— Алло, Орлоф. Стафайся. Ви будет окружен.
Филиппов увидел, как лицо комбрига налилось кровью.
— Пошел к чертовой матери. У нас и слова такого нет. Мы тебе покажем «стафайся»! — Он выключил микрофон, обратился к Филиппову: — Я этого наглеца, генерала фон Краузе, знаю еще с Курска. Нахал из нахалов. Воевать не умеет, а кричит. Все равно добью. Не уйдешь, сволочь! — Бударин погрозил кулаком в приемник.
У Бударина было такое выражение лица, что Филиппов поверил: комбриг обязательно разобьет фашистского наглеца генерала…
Вскоре все стихло. Немцы скрылись в лесу.
В комнату комбрига начали собираться офицеры.
Доложив ему подробности боя, они опять рассаживались кто куда — на столы, просто на пол. Постепенно оживление улеглось, и неотвязчивый сон вновь охватил утомленных людей. Бударин, сидя за столом, дремал, положив голову на руки, но даже и во сне у него хмурились брови и не расправлялись глубокие складки на лбу.
На улице все так же поскрипывали шаги часового: «спи-спи, спи-спи, спи-спи».
Через час опять зазвонил телефон.
Бударин взял трубку. Лицо его разгладилось, посветлело.
— Встать!
Офицеры встали. Бударин молчал.
Издалека доносилась канонада. В окнах еле слышно дрожали стекла.
— Слышите, орлы? Наши фрицев молотят…
Канонада приближалась. Теперь она доносилась не только с запада, но и с востока и с севера. Можно было услышать отдельные выстрелы, различить по звуку калибр орудия. И чем яснее слышалась канонада, тем яростнее становились атаки фашистов на станцию Сянно.
Читать дальше