Дао Бу - Родная земля (сборник)

Старая Кха в это время разливала суп в большие глиняные миски. Она помогла дочери снять ведро со спины. Озорник Ану, сидевший на корточках, ожидая, пока бабушка накормит его, воспользовавшись моментом, схватил горячий кусок тыквы, подул на него и запихнул в рот. Бабушка обернулась.

— Смотри не обожгись. Малыш сморщился и захныкал:

— Мам, соли!

Тизу разлила воду в кувшины из высушенной тыквы и вынесла их во двор. Затем стала смотреть на сына. Мальчишка сильно исхудал, можно все ребра пересчитать. Это лето было слишком жарким, изнурительным. Кукуруза почти вся посохла. И соли не хватает — на большой котел супа бросишь несколько крупинок, и все: деревня подчиняется общине, община — уезду, и власти распорядились продавать каждой семье ежемесячно только две чашки соли. [15] Этот порядок был введен дьемовскими властями для того, чтобы население не могло помогать партизанам продуктами и особенно солью, которая не добывается в горных местах, а привозится из далеких равнинных районов. Если кто-нибудь купит на базаре больше, у того не только излишки, а всю соль конфискуют при досмотре в Шуой-За.

Купить на деньги ничего нельзя. Продашь бананы, мед, лианы — только и сможешь зайти на рынке в харчевню да поесть. Не хочешь есть — неси деньги домой. Ничего нельзя купить. Ничего, кроме водки. Ее бери сколько влезет.

И боишься тратить эти две несчастные чашки соли: неизвестно, что еще выкинут эти чиновники. Если уж совсем пресно — употребляй вместо соли горький перец. Идешь в горы на раскорчевку леса, а руки секач не держат. Вырубишь несколько кустов, и сил нет — садишься отдышаться. А Ану каждый раз за едой плачет, просит соли.

— Садись есть, дочка, — услышала Тизу мягкий голос матери, и ей стало жаль ее. На старости лет матери приходится мучиться, а ведь не так уж долго осталось ей жить.

— Ты, мама, поешь сначала сама — с Ану, а я мужа подожду и с ним поужинаю. — И более ласково добавила: — Возьми еще соли и Ану дай крупинку.

— Хватит. Уже солоно, можно и так есть. Старуха вздохнула и посмотрела на внука.

— А то приучишь к соленому, потом пресное совсем в рот брать не будет. Заплачет, а чем помочь?

Но Тизу все же подошла к кухонному шкафчику, достала тыквенный сосуд, потрясла его, высыпала на ладонь несколько белых кристаллов.

Ану нетвердыми шажками подошел к матери, уцепился за юбку и в ожидании поднял голову. Потом схватил крупинку, протянутую ему, сунул в рот, зачмокал, засмеялся.

Тизу внесла хворост и сложила на пол в кухне, затем высыпала кукурузу в ступу. Целый день она корчевала кусты и сильно устала, ее даже мутило от голода, но она не спешила садиться за ужин.

…Сегодня во второй половине дня, когда они с мужем корчевали кусты, начальник волости прислал на поле двух солдат с ружьями, чтобы те привели к нему Макуанга.

— К начальнику солдаты пришли. Много. Может, сто, а может, двести человек — не сосчитать. Ждут Макуанга, — сказали они.

Тизу перепугалась и хотела пойти вместе с мужем, но он не позволил.

— Не бойся. Схожу и вернусь обратно. Ты пока кончай расчищать поле с этой стороны. — Он сделал несколько шагов, потом обернулся и добавил: — Наверное, начальник хочет послать меня купить кур и свиней для солдат.

Тизу не поверила. Мупить кур и свиней мог кто-нибудь другой. Наверное, они хотят забрать Макуанга в свою бандитскую армию.

…Тизу и не заметила, как стало темнеть. Ану заснул.

Ветер шумел в вершинах деревьев. Был час, когда олени и тигры выходят на свои ночные тропы. Тизу, стоя у двери, толкла кукурузу в ступе. Подняв голову, она вдруг увидела, что на улице уже совсем темно — хоть глаз выколи, — тревога ее еще больше усилилась.

Макуанг наконец вернулся. Он погасил факел и поднялся по лестнице. Тизу поспешила подбросить хвороста, и огонь сразу заполыхал в печи. Захрюкали под домом разбуженные свиньи, зачавкали, сунув пятачки в корыто с пойлом. Макуанг вытер мокрые ноги о порог и затем протянул Тизу что-то завернутое в банановый лист. Тизу развернула, взглянула и вскрикнула:

— Мама, смотри, соль!

Кха поднялась и, не веря глазам, взяла на пробу щепотку.

— Откуда соль, сынок?

Макуанг не ответил. Он скрутил папиросу, сунул в печь щепку и, когда она разгорелась, стал жадно прикуривать. Вид у него был опечаленный. Тизу пошла готовить ужин.

Только когда муж с женой сели за стол ужинать и взгляды их встретились, Макуанг сказал:

— Эту соль мне дали в волости начальники.