Евгений Подольный - Фронтовые были

Танкисты с трудом добрались до указанного места. Двигатель тянул слабо, работал с перебоями, сильно дымил, вот-вот заглохнет. К тому же при каждом повороте машины левая гусеница едва не сходила с катков. Зато вооружение было в исправном состоянии, да и боекомплект с избытком.

Остановились на пологом взгорке, укрывшись в зарослях одичавшего старого сада на окраине заброшенного хутора.

Пока Сенотрусов и Ненашев гремели ключами и кувалдами возле гусениц, а Гармаш колдовал в моторе, Михаил, развернув башню, с нетерпением вглядывался через прицел на юг, куда ушли наши танки и где уже разгоралось сражение. Климов всей душой был там. Даже в горле, как всегда перед схваткой, пересохло, кончики пальцев покалывало, словно иголками. Но, вспомнив, что приказано стоять здесь, в засаде, только вздохнул. Посмотрел на север — и чуть не вскрикнул от неожиданности: пять «пантер» с десантом на борту полным ходом шли на еще не успевшую окопаться нашу пехоту. Было видно, как немцы с ходу смяли боевое охранение и, разворачиваясь веером от шоссе, шли прямо на них, на этот единственный здесь танк с гвардейским знаком на башне.

Расчет врагов был прост: внезапным ударом прорваться сквозь наши боевые порядки, резко повернуть на юг и обрушиться таранным ударом во фланг советским танкам. От этой мысли Климову стало жарко.

— Отставить ремонт! По местам! — резко скомандовал он.

В считанные секунды танкисты заняли боевые места, приникли к приборам и щелям. Михаил успел передать по рации на КП:

— «Редут-десятый»! Я «Гранит-шестой»! Танки с севера! Принимаем бой!

«Пантеры» уже были от них в тысяче метров. Климов приник к прицелу, вращая ручки подъемного и поворотного механизмов пушки, вогнал в перекрестие головной танк.

— Николай! — крикнул он Сенотрусову. — Бронебойный!

Заряжающий дослал снаряд в ствол, щелкнул затвор:

— Есть, бронебойный!

Климов нащупал ногой левую педаль спуска пушки, рукоятками удерживая в перекрестии все ту же лобастую приземистую «пантеру». «Еще чуть-чуть…» — сдерживал он себя. И когда стальная громадина подошла на шестьсот метров, резко нажал педаль.

Облако пыли и дыма окутало немецкую машину. Она медленно закружилась на месте.

Сенотрусов снова быстро дослал снаряд. Выстрел! — и «пантера» густо зачадила смоляным дымом. Фашистские автоматчики горохом скатились с танка на землю. И тут взахлеб заговорил пулемет Ненашева.

— Так их, Сергей, — подбодрил его командир. И Сенотрусову, хотя тот и работал проворнее самого дьявола: — А ну, Микола, поворачивайся! Теперь они нас видят. Теперь — кто кого! Понял?

Вражеские танкисты действительно засекли местонахождение тридцатьчетверки: вокруг уже рвались: снаряды. Стиснув зубы, Климов вращает рукоятки подъемного и поворотного механизмов. В прицеле один за другим мелькают пятнистые с желто-зелеными разводами стальные тела немецких танков. Выстрел гремит за выстрелом, гильзы падают со звоном на днище. Пороховые газы сдавливают дыхание…

— Удар! — и еще одна «пантера», прошитая подкалиберным снарядом, замерла на месте. Затем столб, огня с оглушительным грохотом сорвал ее башню; внутри рванули боеприпасы. Но тут же мощный взрыв потряс корпус танка Климова.

— Сенотрусов! Коля, ты жив? Заряжай! — кричит» Михаил, а сам не слышит собственного голоса, только чувствует, как от ушей по шее сбегают горячие липкие струйки крови.

Сенотрусов жив, хотя тоже контужен.

Теперь Климов боится только одного — не потерять бы сознание. Сжав пальцами рукоятки, он цепко держит в перекрестии прицела очередной танк. Узнав почем фунт лиха, фашисты действуют осторожнее, маневрируют, маскируясь в лощинах, за кустами. Это им мешает вести прицельный огонь: снаряды разрываются рядом с тридцатьчетверкой, скользят рикошетом по ее наклонной броне.

До третьей «пантеры» триста метров. И заходит она сбоку, чтобы ударить намертво. Климов, задыхаясь от пороховых газов, доворачивает башню влево и почти в упор, на секунду опередив гитлеровца, бьет в бронированное чудовище. Удар пришелся впору: Михаил отчетливо увидел искры и брызги расплавленного металла под башней.

Напрягая все силы, он довернул теперь башню вправо, где, стреляя на ходу, шли на сближение два последних фашистских танка. Но не успел. От прямого попадания в бак с горючим над танком взметнулось высокое пламя.

Фашисты поняли, что путь свободен и теперь уже, не опасаясь, двинулись на тридцатьчетверку.