Йенс Йенсен - Они пришли с юга

Вошел сонный Вагн.

— Вот как, ты уже вернулся, отец, — буркнул он.

— Возьми чашку, я налью тебе настоящего кофе, — сказала Карен.

— А если бы я не проснулся, не видать бы мне такого лакомства? — спросил Вагн.

— Уж как-нибудь не обидели бы, сам знаешь, — рассмеялась мать.

Когда пили кофе, Вагн вдруг проговорил, словно только сейчас проснулся по-настоящему:

— Отец, ты, конечно, слышал про того учителя, которого вчера застрелили…

— Слыхал.

— Его выдал парень, что живет по соседству. Он держит столовую для немецких солдат. Его зовут Нильс Мейер.

— Вот как, Нильс Мейер?

— Да, ты его хорошо знаешь. До войны он был коммивояжером — торговал всякой всячиной. А теперь он взялся за другие дела; мне говорили, что он пришел вместе с немцами на квартиру к учителю и измывался над евреями почище самих фашистов.

— Ты уверен, что именно он их выдал?

— Да, уверен. Я ведь часто бываю в том квартале, у меня там много клиентов.

— Я должен знать это совершенно точно.

— Есть свидетели, которые видели, как он целый день околачивался у дома учителя и что-то высматривал. А вечером он сел на велосипед и уехал, а затем уже вернулся вместе с немцами. Потом, после смерти учителя, он пробрался в его квартиру и украл картины, которые там были, столовое белье и еще многое другое и потом все это перепродал.

— Гм… вот как, — проговорил Якоб.

Немного погодя Карен сказала:

— А теперь пошли спать, тебе надо вздремнуть часок-другой перед работой.

Якоб тотчас же заснул глубоким тяжелым сном, похожим скорее на обморок, но Карен еще долго лежала в темноте с открытыми глазами. Мартин слышал, как она ворочалась с боку на бок и вздыхала.

Время шло. Уже пора было крестить сыночка Гудрун, и, конечно, всем хотелось, чтобы мальчика крестил тот же священник, что венчал его родителей.

Карен с Мартином отправились к нему договариваться. Им открыл сам священник.

— Это вы? — приветливо спросил он. — Заходите, заходите. Вы по поводу крестин? Ну что ж, очень хорошо, а как будут звать мальчугана? Кнут? Доброе имя! А когда родился мальчик?.. Так, вот как… Когда же поженились родители маленького Кнута? Кажется, я и сам припоминаю это… А сколько весил мальчик при рождении?.. Девять фунтов? Это не так уж мало. Он, верно, был бы настоящим крепышом, если бы Гудрун догуляла свои девять месяцев, но ничего не поделаешь… Да, конечно, дети — это благословение божие, едва ли не единственное счастье, которое нам осталось. А то ведь как живется теперь молодежи… Плохо ей живется… Ведь Лаус в немецком плену — не так ли, дорогая Карен Карлсен? Сами понимаете, как я вам сочувствую! Черт бы побрал всех немцев! Может быть, мне не следовало бы это говорить, но уж я все равно скажу — черт бы их всех взял. А вы уж приносите мне своего внучонка, и я благословлю его и стану молиться за его отца. Будем надеяться, что это поможет. В иные часы я теряю мужество и думаю: не оставил ли нас совсем господь бог своею милостью? Как же иначе объяснить, что убийцы и бандиты хозяйничают у нас, как им вздумается? Сколько же тебе лет, паренек? Тебя, кажется, Мартином зовут, если я не запамятовал? Вот как, тебе уже тринадцать лет, скоро даже будет четырнадцать, вот как. Значит, конфирмация не за горами. Надеюсь, ты у меня будешь готовиться?.. Ну хорошо, мы с тобой отлично поладим. А теперь я провожу вас. Вот сюда, пожалуйста. До свиданья, Карен, дорогая. Будьте мужественны. Нам не на что больше рассчитывать.

После крестин Карен угостила гостей только кофе — неподходящие были времена для настоящего празднества. Все улыбались маленькому Кнуту, трепали его по упругим щечкам, а он глядел на гостей большими синими глазами. Якоб долго держал его на руках и даже заставил карапуза несколько раз громко взвизгнуть от смеха. Гости дружно набросились на пирог, что испекла Карен, и в один миг уничтожили. Вагн раздобыл где-то бутылочку вина — хотел создать радостное настроение, но из этого все равно ничего не вышло.

Вигго пришел к сестре один, Анна осталась дома — у нее болела голова; впрочем, у нее всегда разыгрывалась головная боль, когда ее приглашала Карен.

Фойгт тоже был в числе гостей. Якоб пытался завязать общий разговор, но дядя Вигго молчал, точно набрав в рот воды, он хорошо знал, что за человек Фойгт. Теперь, когда ему довелось сидеть за столом с одним из тех самых коммунистов, которых он так сильно недолюбливал, его одолело смущение и он не знал, как себя держать. Выпив кофе, он вежливо попрощался; перед тем как уйти, он еще немного потолковал с Карен о том самом письме в министерство иностранных дел.