* * *
Красный Карл сдержал слово: вечером в доме Якоба закипела работа. Сначала Карл долго печатал текст на восковке, а после ужина все уже было готово к выпуску специального номера подпольной газеты, призывавшей жителей города выразить солидарность с осужденными на смерть патриотами.
В то время как обитатели дома вычерпывали воду ведрами и лопатами, Якоб включил радиоприемник на полную мощность, чтобы заглушить монотонный рокот печатного станка.
Все новые листы бумаги покрывались черными знаками, в квартиру поднимались какие-то молодые люди с сумками и уносили с собой свежеотпечатанные номера газеты. Вагн все время стоял на лестнице, готовый предостеречь своих, если что случится. Он весело болтал с соседями, выгребающими воду из квартир, и не скупился на шутки. Карен заметно нервничала, она без конца сновала вокруг станка, помогая мужчинам. Вся эта затея была ей не по душе, но она старалась не показать виду.
— Завтра к утру мы уберем отсюда эту штуку, — ласково сказал ей Карл.
По вечерам на улицах появлялись немецкие патрули. Каждый патруль состоял из четырех человек. На солдатах были зеленые стальные каски и мундиры с коричневыми отворотами, у каждого красовалась на шее цепочка с маленькой табличкой. У первых двух солдат были пристегнуты к портупее тяжелые пистолеты, а те, что шли сзади, были вооружены автоматами, и на поясах у них висели ручные гранаты.
Они молча проходили по улицам, и казалось, что круглая, яркая луна скрывается от них, прячась за облаками, торопливо скользящими по осеннему небу. Временами немцы останавливались в тени какого-нибудь подъезда и подолгу стояли там, вслушиваясь в тишину. Иногда они задерживали случайных прохожих, требуя у них документы. Топот немецких сапог гулко отдавался по мостовой, и люди боялись показаться на улице.
Каждую ночь по городу проезжал, охотясь за патриотами, желтый фургон гестапо. Гестаповцы врывались в квартиры, поднимали с постели сонных людей. Они избивали мужчин на глазах у жен и плачущих детей, а затем уволакивали туда, где их ждали новые истязания, а быть может, и смерть. Лишь в двух-трех случаях бедняги возвратились назад — видно, гестаповцы поняли, что схватили не тех…
У ворот каждой фабрики тоже стояли немецкие солдаты, вглядываясь в ночь. Иногда они прятались за баррикадой из наваленных мешков с песком, между которыми были установлены пулеметы; там они и лежали, перешептываясь и дрожа от холода. Круглые сутки им приходилось быть настороже, в любую минуту могли нагрянуть «проклятые диверсанты», как знать, может, они уже в пути, может, придут завтра, а может быть, никогда. Трудно приходилось немцам. Где бы они ни показались, они всюду чувствовали на себе взгляды, горящие ненавистью. Они знали, что чьи-то крепкие руки, нетерпеливо сжимая оружие, дожидаются своего часа. Немецкие солдаты ходили взад и вперед по мостам, прислушиваясь к каждому всплеску воды и высматривая во мраке черные тени неведомых им людей. Они беспрерывно прохаживались вдоль железной дороги, то и дело перекликаясь друг с другом, и все равно чуть не каждую ночь взрывались бомбы, а поезда сходили с рельсов и опрокидывались наземь; всякий раз оказывалось, что под покровом темноты разобрана часть пути. И только когда начинало светать, немцы облегченно вздыхали — впереди передышка.
Занималось утро, рабочие пешком и на велосипедах прибывали на фабрику. Один за другим они проезжали мимо часовых, лица их были замкнуты и холодны, точно камни в море.
Совсем недавно немцы расстреляли восьмерых юношей. Полицмейстер и родители осужденных ходили к немецкому, коменданту просить о пощаде, но это не помогло. Даже трупы им не выдали. Горе сковало весь город. Груды цветов и еловых ветвей выросли перед домами, где жили казненные. Все флаги были приспущены — даже на городской ратуше и на доме самого полицмейстера. Закрылись магазины и лавки, и рабочие разошлись по домам. Полицмейстер отказался поднять флаги на общественных зданиях, за это его тотчас сместили с должности. Он избежал ареста только благодаря тому, что немедленно скрылся в подполье.
1 октября 1943 года немцы отключили все телефоны. Немецкие солдаты стали ездить по городу и хватать евреев. Из домов выволакивали целые семейства — мужей, жен, детей, дедушек и бабушек, их связывали по двое и гнали по улицам, точно скот. На вокзале пленников построили в длинную колонну. Они стояли на платформе, дрожа от страха, и ждали, что же с ними будет. Откормленные эсэсовцы поддерживали порядок в колонне, орудуя длинными кожаными кнутами, а также раздавая направо и налево пинки и удары прикладами. Мужчин отделили от их жен и детей.
Читать дальше