В сумерках над лугами подымался белый пар. «То болотница варит пиво», — говорят в Дании. С холмов доносился задорный девичий смех и веселый хохот мужчин, там целовались и обнимались, обручались и играли в игру, которая была старше предания об Адаме и Еве.
Жизнь текла своей неизменной счастливой чередой, как и тысячу лет назад, подобно реке, которая тяжело катила свои темные воды меж зеленых берегов.
И однако в мире шла война, от Ледовитого океана до Тихого гремели пушки, миллионы солдат каждый час смотрели смерти в лицо, миллионы узников томились в концентрационных лагерях, сотни городов были сожжены и стерты с лица земли. Но все это по-прежнему происходило за тысячи километров от Дании. И никто из обитателей городка не подозревал, что ближайшие дни станут такими же поворотными днями в их судьбе, как 9 апреля.
* * *
Мартин поступил в реальную школу — когда-нибудь ему придется сдавать выпускные экзамены, чтобы получить аттестат… А пока что каждое утро ученики собираются в школе на молитву. В утренней молитве воплощены важнейшие педагогические принципы школы, молитва утверждает единственно правильное мировоззрение и обязательна для всех. Все преподаватели и ученики школы сходятся в большой классной комнате. Учителя выстраиваются у доски, а директор школы поднимается на кафедру, откуда ему виден весь класс. Сначала все хором поют псалом, потом склоняют головы и в наступившей тишине директор читает «Отче наш» и «Верую».
Мартин попал в совершенно новую обстановку — из казармы в божий храм. Тут нет военной дисциплины, наказывают не рукоприкладством, а презрением, здесь не признают насилия и запугивания, здесь поклоняются буржуазной морали и религии. Все это ново и необычно для Мартина. Но главное откровение в его жизни — это девочки. Вернее, Инга. Он выбрал место как раз напротив нее — уж очень приятно на нее смотреть. Инга такая красивая! Светлые кудряшки, на щеках ямочки, на носу веснушки. Ровные белые зубы. Но самое необыкновенное чудо — это две округлости под ее кофточкой. Если бы можно было дотронуться до них рукой! Но об этом нечего и думать. Разве не сказал только что директор: «И не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого…» Нет, Мартину приходится довольствоваться малым — носить ранец Инге, решать за нее задачки, угощать ее мороженым и дергать за волосы. Все прочее было бы оскорблением того духа благочестия, который составляет основу основ этого заведения.
Каждое утро ученикам приходилось выстаивать длинную молитву, когда в мертвой тишине класса звучал один только голос директора. А за окном пели птицы, и из порта далеко вокруг разносился грохот грузовых кранов, которые оповещали весь город о своем собственном, трудовом символе веры.
После молитвы пели еще один псалом. Ученики разминали онемевшие ноги и руки, мальчишки дразнили девчонок, развязывали им ленты в косах, расстегивали молнии на юбочках и получали за это по рукам.
Когда наконец все положенные псалмы были пропеты, дети хватали ранцы и ждали знака — легкого движения бровей директора, чтобы выбежать из класса. Знак подан — и ученики, смеясь и болтая, гурьбой устремляются на первый урок.
В этот день на второй перемене пронесся слух, что немцы схватили несколько патриотов. Произошло это на лугу. У подножья холма. Говорили, что там была страшная пальба, патриоты перебили много немцев и вынуждены были сдаться только потому, что врагов было гораздо больше. Рассказывали еще всякие подробности, но никто ничего не знал наверняка, все это были догадки и предположения.
Ученики еле-еле дождались конца уроков и почти не слушали, что говорят преподаватели. У холмов, на лугу, разыгрывались совсем другие, куда более важные события. Мартина вдруг пронзила страшная мысль: а что, если среди пленных патриотов и его отец? Мальчик похолодел от страха.
К полудню, когда уроки кончились, патриоты все еще стояли на лугу с поднятыми кверху руками. Их было видно с дороги, которая шла над рекой вдоль железнодорожного полотна. Сюда стеклось множество народу. Но немцы никого не подпускали ближе, чем на двести-триста метров. Они оцепили дорогу и каждого, кто пытался приблизиться, гнали прочь. Столпившиеся на дороге люди переговаривались шепотом и угрюмо смотрели в сторону четырех пленников, стоявших на лугу. Их схватили в семь утра. Пятый бросился в камыши, и немцы открыли по нем стрельбу. Может быть, ему удалось бежать, а может быть, он плавал в крови среди камышей. Остальные четверо стояли, подняв руки вверх, уже больше восьми часов.
Читать дальше