Сергей Андрианов - Пилоты грустят до старта

— Воздух стал вроде слаще, чем был: гроза, что ли, прошла? — сказал Орлов.

— Может, и прошла, командир, но здесь наш родной дом и нас ждут любимые жены, — подхватил Костиков и озорно подмигнул Пушкареву: — Жены украшают жизнь нашу пилотскую.

Широбоков прокашлялся и толкнул Пушкарева:

— Проходи, Алексей, вперед, показывай свою королеву.

Пушкарев смущенно улыбнулся и, заслонив дорогу своей широкой спиной, сделал несколько размашистых шагов, но перед самым домом остановился.

— Товарищ капитан, вы проходите вперед, — сказал он Орлову.

Лена открыла дверь раньше, чем Орлов успел постучать.

— Принимай, Лена, гостей, — весело сказал командир звена, показав летчикам рукой, чтобы смелее заходили.

Лена сдержанно улыбнулась:

— Наконец-то заявились, пропащие. Ждать вас одна мука, — сказала она и украдкой посмотрела на Алексея.

Орлов по голосу почувствовал что-то неладное. Перехватив ищущий взгляд Пушкарева, спросил Лену:

— Ну а где остальные?

— Я здесь, здесь, — послышался с кухни голос Тани, что-то там звякнуло, и она выскочила навстречу летчикам.

Летчики недоуменно переглянулись. Шумный и звонкий разговор, который они принесли с собой, неровно оборвался. С аэродрома, как дунуло ветром, донесся какой-то нудный, тягучий звон.

— А где Марина? — спросил Орлов и уставился на Лену. — Приехала она или нет?

— Была, приезжала, мы с Таней ее встречали… — живо, но сбивчиво ответила Лена и тут же сникла, договорила каким-то виноватым тоном: — И уехала.

Таня стояла как потерянная.

— Не разыгрывайте нас, не томите Алексея, — сказал Костиков. Он проскочил на кухню и тут же вернулся, пожимая плечами.

— Что за фокусы! — вспыхнул Широбоков и, чувствуя вину перед Пушкаревым, быстро заговорил: — Да нет, не может быть, тут что-то не то, что-то напутано…

— Сперва все было хорошо, — тихо объясняла Лена. — Мы рассказывали ей о нашей жизни, она с интересом слушала, а потом как разволнуется: «Я поеду домой. Я должна видеть маму, прямо сейчас… Она же не знает… Ей неизвестно, что дед воевал в вашем полку…» И уехала. — Лена смолкла, но тут же спохватилась, попыталась перевести разговор: — Ну что же вы стоите, Алексей, Виталий? Проходите, проходите. Коля, ну приглашай ребят, ужинать будем. Володя, иди!

— Смелее, ребята! — громко и возбужденно сказал Орлов, стараясь замять возникшую неловкость. Но рассказ Лены его взволновал, и он подошел к столу, раскрыл альбом. Кто же тут Маринин дед? — Вот смотрите, как я изобразил бой капитана Кудинцева и лейтенанта Лаврикова. Кстати, наши последние воздушные схватки чем-то напомнили мне тот далекий бой. Только самолеты другие и нас вдвое больше было…

Пока летчики смотрели альбом, Орлов сообщил им новость. На учениях «Зенит» звено будет действовать в нынешнем составе. В штабе уже подготовлен приказ. Алексею наказал готовиться к сдаче на первый класс. Сам Митрофанов проверять будет.

Широбоков хлопнул Пушкарева по плечу.

— Алексей, тебе повезло, — оказал он и замолчал под предупреждающим взглядом Орлова: не надо вспоминать…

— Нам всем повезло. Всем, — сказал Орлов, поправляя Широбокова. — Надо готовиться, ребята.

От разговора о Марине друзья все-таки уйти не смогли. Костиков ближе всех к сердцу принял ее отъезд. Стараясь поддержать Алексея, он тоже попытался сгладить, как-то смягчить его переживания:

— Может, не годится она в пилотские жены. Не вздумай ехать, выяснять отношения…

— Не горячись, Виталий, — остановил Костикова Широбоков, — насоветуем семь верст до небес, а забудем, что у узла два конца. Дернешь за один — еще туже затянешь, возьмешь за другой — легко и просто развяжешь узел… Так что с выводами не спеши, тут подумать надо.

— Ребята, у нас, у летчиков, есть хорошее правило, — заговорил Орлов, — когда попадаешь в облака, ни в коем случае не полагайся на свои чувства. Подведут! Думаешь: заваливаешься на крыло, летишь вниз головой, очень хочешь выровнять самолет, а оказывается, режим у тебя самый верный. Вот этого пилотского правила надо держаться и в жизни…

Пушкарев внимательно слушал, сдержанно и грустно улыбался, но в его душе проносились бури. Он думал о Марине.

Марина уже была на полпути в свой большой, шумный город. Чем ближе она подъезжала к нему, тем тревожнее становилось у нее на душе. Марина никак не могла разобраться, понять, что происходит с ней.

Вдруг она вспомнила Ксенофонта. Марина теперь пожалела, что написала ему письмо. Он ведь не выдержит, придет к матери выяснять отношения, и она боялась с ним встретиться с глазу на глаз.