Сергей Щербаков - НЕОТМАЗАННЫЕ-Они умирали первыми

— Эх, искупнуться бы, мужики!

Пуля, пробив пластину бронежилета и зацепив позвоночник, прожгла правое легкое и засела в ребрах. Александра от удара развернуло, и он, потеряв сознание как мешок, шмякнулся на дно кузова рядом с запасным скатом, в который они упирались пыльными «берцами».

Он не слышал ни взрыва фугаса перед автомобилем, ни бешенной автоматной трескотни, ни криков, ни стонов своих товарищей. Сверху всей тяжестью на него навалился с раздробленным черепом, дергающийся в конвульсиях, Поляков с широко открытым в агонии синим ртом…

Ноябрь. Последние дни командировки. Военная колонна змейкой медленно ползла по вьющейся дороге. Необходимо было успеть до темноты добраться до Хасавюрта. В воздухе искрилась дождевой пылью и играла радугой легкая изморось. Встречный сырой ветер продирал до костей. Миновали несколько блокпостов, оборудованных как маленькие игрушечные крепости. Окопы, дзоты, мешки с песком, бетонные блоки, зарывшиеся по макушку БТРы. Вырубленные подчистую деревья вокруг, чтобы не могли укрыться в «зеленке» снайперы или группы боевиков. Все подходы каждую ночь тщательно минируются, ставят растяжки и сигнальные мины. Утром саперы их снимают, чтобы своих не отправить к праотцам. А там, где поработал «Град», лишь обгорелые обрубки стволов и выжженная перепаханная земля. На обочинах дороги кое-где попадались остовы искореженной сожженной бронетехники, некоторые нашли здесь последний приют еще с прошлой чеченской кампании.

Неожиданно, с пригорка шквал огня из гранатометов и пулеметов полоснул по колонне, головной и замыкающий БТРы вспыхнули как факелы. Из замаскированных укрытий пристрелянные пулеметы кинжальным огнем сеяли панику и смерть. Колонна развалилась прямо на глазах. Грохот гранат, отчаянные крики, нечеловеческие вопли раненых, автоматная бешеная трескотня, взрывы боекомплектов, все слилось в сплошной кромешный ад…

Это была «полная жопа». Когда они, поднятые по тревоге, подлетели на БМП к своим на выручку, от «вэвэшной» колонны, которая направлялась в Хасавюрт, почти ничего не осталось. Едкая черная гарь клубами стелилась над извилистым узким участком дороги, попавшая в мышеловку «ваххабитов» боевая техника горела. Отовсюду слышались крики, матерщина, стоны раненых, завывание и потрескивание горящей вонючей резины.

Пораженные увиденным кошмаром, Ромка и его товарищи посыпались с «брони». Прямо перед ними с пробитыми скатами замер и уткнулся носом в кювет «Урал» Рафика Хайдарова, замыкающий колонну. В кузове с изорванным в клочья брезентовым тентом у искореженной спаренной «зушки», защищенной от осколков крышками от люков БМП, лежали сильно опаленные тела двух убитых бойцов. Ближнего, уткнувшегося вниз лицом в еще тлеющий полосатый замызганный матрас, Ромка сразу признал по крестообразному белеющему шраму на стриженном затылке, это был дембель Сашка Крашеннинников, наводчик, долговязый пацан из Зеленодольска. Известный в части под кличкой «Меченый». С боку от него «заряжающего», который с оторванной по колено правой ногой лежал навзничь на мешках с песком было не узнать, настолько было его тело изуродовано взрывом. Он был почти нагишом: ударной волной с него сорвало одежду. Больше в кузове никого не было. Борта автомобиля, обшитые изнутри стальными листами буквально развалило, из продырявленных осколками и пулями мешков тонкими струйками продолжал высыпаться песок. На «бээмпэшных» люках, когда-то красочно разрисованных ефрейтором Федькой Зацарининым, большим спецом по художественной части, появились потеки крови и отметины от осколков.

В кабине на баранку завалился всем телом с наполовину снесенной черепной коробкой — Рафик. На дверце автомобиля, с наружи одиноко болтался его новенький «броник» с свежевытравленной хлоркой надписью «Казань-97». Очередь из крупнокалиберного пристрелянного пулемета прошлась как раз по лобовому стеклу машины и поставила точку на короткой жизни балагура и весельчака с волжских берегов. С другой стороны под распахнутой дверцей у подножки в кровавой луже лежал, покрытый черной жирной копотью, капитан Терентьев, с неестественно вывернутой, сильно обгоревшей, кистью правой руки. Ромка с болью отвернулся, чувствуя, как к горлу подступает комок. Жалко, отличный был мужик: Терентий, всегда за их брата, солдата, горой.

Дальше, в метрах двадцати, где, пересекая дорогу, узкой дорожкой пылала вытекшая из пробитых баков солярка, виднелся наглухо зажатый между «бэтээром и сгорешей БМП «Газ-66», чадящие протекторы которого обнажились, стала видна обгорелая паутина корда. В изрешеченной как сито кабине обнаружили раненого в грудь и голову, стонущего, старшего прапорщика Яблонского. Стоило большого труда извлечь его из кабины.