Вальтер Флегель - Ничейной земли не бывает

Однако Фихтнер все же не отошел от окна. Он жадно следил за каждым движением Фридерики и Виттенбека, за их улыбками и взглядами. Ульрих видел, как они разговаривали, пили, как смотрели друг на друга сквозь стекло бокалов, как слушали пение студентов педагогического института и выступление советских офицеров, исполнивших несколько русских народных песен. И чем больше Ульрих смотрел на них, тем тяжелее становилось на душе. Ревность, злоба, ненависть терзали его. Но он не уходил от окна. Чего он ждал, Ульрих и сам не знал.

Постепенно танцующих становилось все больше. Во время второго или третьего танца Ульрих вдруг потерял из виду Фридерику и Виттенбека и не нашел даже тогда, когда музыка кончилась и танцующие начали возвращаться на свои места.

Тогда, чтобы лучше видеть, Ульрих поднялся повыше и прижался к стеклу. И вдруг встретился взглядом с Литошем, который остановился неподалеку от окна, усаживая на стул свою партнершу. Несколько секунд Литош и Ульрих сверлили друг друга взглядом. Затем Фихтнер отскочил от окна.

Увидев за стеклом Улъриха, Литош сказал Айснеру, сидевшему за тем же столиком:

— Посмотри-ка туда, в окошко. Там наш пастушок!

Оба, не сговариваясь, выбежали из зала и бросились туда, где только что стоял Фихтнер. Айснер заходил справа, а Литош — слева, окружая то место, где они видели Ульриха. Но его там уже не было. Услышав чьи-то шаги слева, Литош бросился туда и заметил в полосе света, падавшего из окна, фигуру убегавшего солдата.

— Стой! — крикнул Литош.

В то же время с другой стороны подбежал Айснер.

Убедившись, что ему уже не убежать, да в этом и не было никакого смысла, поскольку его все равно заметили, Ульрих остановился. Все трое молчали.

— Улли, будь человеком! Давай поговорим! — спокойно предложил ефрейтор Айснер.

Ульрих молча опустился на землю. Ребята сели рядом.

— Стоит ли из-за девчонки так переживать? Брось! Нечего сказать, втюрился, как мальчишка. Не люб ты ей, ну и не надо! — начал уговаривать пастушка Литош.

— Улли, Улли!.. — Айснер покачал головой. — И что с тобой теперь делать?

Фихтиер ничего не отвечал. В молчании прошло несколько минут.

— Скажи, а твоя губная гармошка с тобой? — неожиданно поинтересовался Литош.

Фихтнер молча кивнул.

— Тогда слушай меня внимательно, — начал Литош. — Ты вместе с нами войдешь в зал и в самый разгар вечера исполнишь что-нибудь из своего обширного репертуара, понял? Это единственная возможность для того, чтобы хоть как-то легализовать твое появление здесь.

— Я поговорю об этом с лейтенантом Анертом, — вызвался ефрейтор Айснер.

— Только не вздумай играть что-нибудь дикое при такой-то аудитории! — предупредил Литош. — А то я тебе при всем честном народе накостыляю, и эти учения для тебя закончатся совсем плохо.

Литош поднялся первым и подал руку Ульриху. Все трое направились к Дому культуры.

Танцевальная площадка была переполнена. Многие пары танцевали даже в проходах между столиками. Лоре Вернер танцевала с полковником Шанцем. Полковник Бредов пригласил Рут Древен.

Генерал Вернер остался за столом один. Он был доволен. В зале царило веселье. Оно сблизило всех этих людей, таких разных и по характеру, и по взглядам на жизнь. Но, оказавшись здесь, они забыли и о недавних неприятностях, и о недоработках, и о собственных недостатках. Все — от комдива генерала Вернера до простого солдата — радовались успеху дивизии, и каждый по праву считал, что какая-то частичка этого общего успеха принадлежит и ему.

А завтра утром для личного состава дивизии начнется обычный трудовой день. И генерал Вернер уже сейчас, сам того не желая, думал о нем. Еще когда он был лейтенантом и командовал взводом, он мечтал после каждых учений посещать тот участок местности, на котором действовал его взвод, и не спеша анализировать собственные действия и действия своего подразделения. Однако этого ему никогда не удавалось сделать. Обычно после окончания учений они сразу же возвращались в казармы, и уже на следующий день ему приходилось заниматься повседневными неотложными делами. Некогда было остановиться, оглянуться.

Вот и завтра будет так же. Ему снова придется уехать в расположение штаба с чувством, что он не сделал чего-то важного, чего-то не довел до конца…

— О чем думаешь, Конрад? — спросил Вернера полковник Шанц, подойдя к столу.

— Садись, Карл, — предложил Вернер. — Знаешь, у меня такой характер, что, когда что-то крупное и важное успешно заканчивается и отходит, так сказать, в прошлое, мне становится немножко грустно.