Сергей Вашенцев - Путь-дорога фронтовая

С утра погодка была невеселая: сверху вместо мокрого снега вдруг полил настоящий дождь. Дорогу еще больше размыло. Теперь ее колеи стали похожи на реки. В низких местах они превращались в черные моря. Некоторое время эмка благополучно двигалась вперед, поднимая, подобно колесному пароходу, могучие волны. Но в одном из черных морей она застряла. Мотор поработал-поработал и заглох. Володя, смело шагнувший за борт, не нашел дна.

— Дело скверно! — сказал он, забираясь в кабину. — Придется загорать.

Неприятная весть не вызвала, однако, сильного беспокойства у наших путешественников. Особенное мужество проявил Петр Петрович.

— Главное, не волноваться, — с необычной твердостью в голосе произнес он. — Еды у нас достаточно. Не правда ли, Иван Степанович?

— Да, но скажите, как мы отсюда выберемся? — мрачно проговорил Иван Степанович, озирая в бинокль окрестности. — Ни одной машины!

— Позавтракаем, а потом Володя сходит и приведет, — беззаботно сказал Петр Петрович.

— «Володя сходит»! — подал протестующий голос примерный шофер. — Здесь хороший пловец не проплывет, не только я.

— Так зачем же вы заехали в это море? — с мягким укором проговорил Петр Петрович. — Могли бы сторонкой объехать.

— Ха! Я думал, здесь мелко.

— Вот вам и мелко!

— Вот как-то пришлось загорать с машиной на Карельском, — начал Володя, как обычно несколько преувеличивая. — Морозище градусов шестьдесят. Сугробищи! Ни проехать ни пройти. Снегу навалило — горы! День сижу, два сижу, три сижу. Кушать нечего. Гложу последний сухарь. Что я делаю? Беру лопату и начинаю прорывать туннель в снежной горе. А гора чуть пониже двухэтажного дома. Прорываю туннель на три метра в вышину, на три в ширину и выезжаю через него на дорогу.

— А гора не обвалилась? — удивился Петр Петрович.

— Ха! Она же ледяная. Как же она обвалится?

— Вы очень остроумно сделали, голубчик, — восхитился Петр Петрович. — Вы находчивый человек, с вами не пропадешь!

— А кто со мной пропадал? Помню, один раз…

Но наблюдавший в бинокль Иван Степанович громогласно возвестил:

— Машина по левому борту.

Володя открыл дверцу и отчаянно замахал руками.

— А ну, давай сюда! — заорал он. — Не видишь, загораем!

Машина прошла, никто не выглянул из нее. Вслед за нею показалась другая машина и также проследовала мимо. Шофер ее участливо взглянул на терпящих бедствие путешественников, но даже подступиться к ним не решился. Он только пошутил: хотите, мол, весла заброшу?

Время шло. Машина все стояла на месте. Перед путешественниками возникла перспектива провести в таком положении ночь. Петр Петрович быстро перешел от бодрости к унынию.

— Голубчик Иван Степанович, — с тревогой проговорил он. — Не отправиться ли все-таки в какую-нибудь деревню поискать ночлег?

Но, взглянув на море грязи, прервал речь.

Вот тут-то и появился спасительный вездеход, смело ринувшийся в черные волны. Когда он проплывал мимо эмки, путешественники открыли все дверцы и замахали руками, умоляя о помощи.

— Кто такие будете? — спросил молодой, бойкого вида сержант, сидевший рядом с шофером.

— Голубчик, — умоляюще воскликнул Петр Петрович. — Мы бригада артистов, едем на фронт. Мы артисты, понимаете, артисты! Очень, очень вас просим…

— Артисты! Ладно, поможем, — неожиданно быстро согласился сержант. — Не будь я сержант Сметанка, если мы вас не вытянем!

— Обаятельный молодой человек! — умилился Петр Петрович. — Бескорыстно бросается на помощь незнакомым людям. Милейший человек!

Сержант Сметанка между тем с помощью своего шофера и при полном бездействии Володи, если не считать устных указаний и советов из приоткрытой дверцы, прицепил эмку к вездеходу, и скоро наши путешественники почувствовали, как неведомая сила влечет их вперед. Черное море расступилось, и эмку вынесло на сушу.

Но вездеход здесь не остановился. Путешественники в удивлении переглянулись.

— Забыли отцепить! — изрек Володя.

— Вы думаете? — с некоторым беспокойством сказал Петр Петрович. — А не может он нас увезти куда-нибудь, где… опасно. Погудите ему, Володя!

Володя погудел. Никакого действия. Вездеход не только не остановился, но и пошел быстрее. В голову Петра Петровича начали проникать тревожные мысли. Он вдруг весьма нелогично заявил, забыв, что пять минут назад хвалил сержанта:

— А не хочет ли он подшутить?

— Помилуйте, зачем ему это нужно? — вмешался Иван Степанович.