Эллио Витторини: Люди и нелюди

— Нет, нет. Мы всю прошлую зиму виделись, и я ничего такого не чувствовала. И весь год перед этим виделись, и я тоже ничего такого не чувствовала.

— Но когда-то ты уже это чувствовала.

— Один раз, три года назад. И еще раз семь лет назад.

— Значит, последний раз три года назад?

— Три года назад.

— А ты можешь мне сказать, как это было?

— Три года назад? Нет, не могу.

— Не можешь? — сказал он. — А сейчас то же самое?

— Сейчас еще сильнее, — сказала она. — Так, как сейчас, еще никогда не было. — Потом она спросила, понизив голос: — Хочешь меня? Возьми меня — и покончим с этим.

— Значит, вот чего тебе хочется — покончить с этим?

— Не знаю. Я хочу, чтобы ты взял меня.

— Этого и я хочу.

— Тогда уведи меня куда-нибудь и возьми меня.

Мужчина сел на велосипед и посадил ее на раму. Они поехали в сторону площади Кавура.

— Куда ты меня везешь?

— Туда, где я ночую.

— Это далеко?

— В конце Симплонского проспекта.

Она чувствовала его у себя за плечом и даже отклонилась назад, чтобы быть еще ближе к нему.

— Что такое? — спросил он.

— Я думала…

— О чем думала?

— Эта зима, все остальные зимы… Все то время, что мы с тобой.

— А разве это время не с нами? Ведь оно не прошло для нас даром.

Под полями ее шляпы, над воротником шубы были ее волосы. Он прикусил их зубами. Они миновали уже виа Понтаччо и ехали вдоль Парка, на земле сияла зимняя белизна, оттеняемая унылым одиночеством голых стволов.

— Какая зима! — воскликнул он.

— Она действительно такая, как о ней говорят?

— Да, — ответил он. — С девятьсот восьмого года.

— С того дня, когда я родилась?

— С той зимы, когда ты родилась.

— Откуда ты знаешь, когда я родилась?

— А разве не ты сама сказала мне? Ты сама сказала мне, когда родилась.

— Я жалею, что тебе сказала.

— Не надо жалеть. Почему ты должна об этом жалеть?

— Потому что я себя сегодня чувствую такой.

— А когда сказала, ты чувствовала себя иначе?

— Совсем иначе. Мне было приятно, что я старше тебя.

— Я люблю тебя и за то, что ты старше меня.

— А мне сегодня хочется быть моложе тебя.

— А разве ты не моложе меня? Ты и моложе меня.

— Мне хотелось бы, чтоб я была моложе лет на десять.

— Да разве это не так? Ты еще намного моложе. Ты совсем девочка.

— Мне хотелось бы, чтобы ты был намного старше меня.

— А я и так старше. Намного старше. Я гожусь тебе в отцы и даже в дедушки.

— Ты ни на один день не старше, чем на самом деле.

— Я старше на сто лет.

— Нет, — сказала она.

— Почему? — спросил он. — Я видел зиму, когда ты родилась.

— Нет, — сказала она. — Это ты родился ради меня.

— Но я видел зиму, когда ты родилась!

— Ты родился, потому что я так хотела. Я родилась и сразу захотела, чтобы ты был. Мне не хотелось, чтобы я была на свете, а тебя не было.

— Ты — моя мама, — сказал он.

— А теперь давай побыстрее, — сказала она.

— Ладно, Берта, — сказал он.

Она обернулась к нему — в первый раз с тех пор, как села на раму. Она обернулась и посмотрела на него.

— Ты можешь называть меня Бертой?

— Ах, Берта! А почему мне не называть тебя так? Ведь ты — Берта.

— А ты? — спросила Берта. — Ты кто?

— Разве ты уже позабыла, кто я?

— Как тебя теперь зовут?

— Как раньше. У меня то же имя и та же фамилия.

— А как тебя теперь называют твои товарищи?

— У меня теперь нет настоящего имени.

— Скажи же мне, как они тебя называют.

— Эн-2.

— Эн-2? Я не могу называть тебя Эн-2.

— Я же говорил тебе, что у меня теперь нет настоящего имени.

— Но раньше-то оно у тебя было!

— Раньше я занимался другим делом.

— А почему ты поменял его?

— Тебе бы хотелось, чтобы у меня была прежняя работа?

— Я боюсь твоей новой работы. Возле тебя снова призрак…

— Призрак?

— Да, тот, что в нашем доме. Это платье, которое висит у двери…

Тут Эн-2 затормозил, проехавшись ногой по тротуару, и остановился.

— Слезай, — сказал он.

— Что случилось? — спросила Берта. — Уже приехали?

— Нет, не приехали, — ответил Эн-2.

Она все еще сидела на раме, а он глядел вперед поверх ее головы. Потом она тоже взглянула вперед, увидела, как блестит зимнее небо между двумя нескончаемыми рядами голых деревьев, увидела, что в этом ослепительном свете метрах в двухстах от них неподвижно стоит грузовик и стекло его сверкает на солнце, а поперек улицы неподвижно стоят люди в черном, и палки у них в руках тоже сверкают.