Олег Селянкин - Будни войны

Действительно, пока все было ясно: нужно как можно быстрее догнать первый эшелон наступающих, осмотреться, прикинуть, куда и какими силами выгоднее ударить, и по сигналу — снова вперед! Теперь уже в бой… А как долго вести его, тот бой, об этом сейчас думать не надо: решения в бою сама обстановка и действия соседей подсказывают; да и приказы командира бригады, разумеется, поступать будут. Дай бог, чтобы не слишком много их было…

А пройти, чтобы догнать тех, кто сейчас ведет бой, если верить словам раненых, если судить по грохоту взрывов снарядов и мин, нужно всего лишь около трех километров. Хотя почему «всего лишь»? На войне иная сотня метров дается в несколько раз труднее и обходится дороже, чем многие километры…

Полковник Муратов одобряюще хлопнул его своей ладонью по плечу и заспешил в соседний батальон.

Ровно через час майор Исаев поднял свой батальон и впереди него, часто запинаясь за болотные кочки и корни сосенок, таившихся под снежным месивом, иногда попадая ногой и в недавнюю воронку, оставленную снарядом, зашагал туда, где сейчас нехотя переругивалось лишь несколько орудий; война, похоже, этой ночью намеревалась дать людям передышку.

У левой ноги майора Исаева, сторожко поводя ушами, семенил Пират. Он не знал, что скоро будет бой. Он просто, повинуясь инстинкту, следовал за хозяином. А бойцы все знали. Даже то, что кто-то из них уже не увидит завтрашнего рассвета. И все равно, пересиливая усталость, накопившуюся за последние дни, они шли. Может быть, и чуть нервозно, без особого желания, но шли, надежно сжимая оружие.

Двенадцать суток войска Волховского и Ленинградского фронтов, используя помощь партизан и артиллерии и авиации Балтийского флота, вели бои. Тяжелые, кровавые. И опрокинули, разгромили фашистские полчища. В ходе этого нашего наступления, полностью уничтожившего остатки блокады Ленинграда, было освобождено от фашистов семьсот населенных пунктов, в том числе Красное Село, Ропша, Урицк, Пушкин, Павловск, Ульяновка, Гатчина и Мга. Фашисты повсеместно были отброшены от Ленинграда на шестьдесят пять — сто километров!

А ведь еще в сентябре прошлого года немцы были лишь в трех километрах от Кировского завода, из ворот которого, грохоча по булыжной мостовой гусеницами, выходили столь ненавистные им танки КВ!

27 января 1944 года произошло полное и окончательное снятие блокады Ленинграда. Почти в то же время (с 14 января по 1 марта) войска Ленинградского, Волховского и 2-го Прибалтийского фронтов во взаимодействии с Балтийским флотом проводили и успешно завершили Ленинградско-Новгородскую наступательную операцию, в ходе которой почти всю Ленинградскую и часть Калининской области освободили мы от гитлеровцев и положили начало освобождению Эстонской ССР!

Подавляющее большинство частей и соединений Советской Армии, участвовавших в двух этих наступательных операциях, с боями пошли на запад. Бывшая бригада морской пехоты, боями ужатая до размеров роты мирного времени, с первых чисел февраля, вопреки предсказаниям полковника Муратова, ставшая не стрелковой дивизией; а лишь полком, влившимся в нее, сначала, чуть подавшись на юг, остановилась, чтобы пополниться людьми и техникой согласно своему новому Штатному расписанию, а потом, на ходу втолковывая молодому пополнению азбучные истины войны, с боями до тех пор незаметно для себя скатывалась к югу, пока вдруг не стала составной частицей 2-го Белорусского фронта. В последних числах марта это случилось. В дни, когда половодье уже набирало силу.

Пока колесили по нашей земле, очищая ее от фашистской погани, во многих боях побывали, правда в большинстве своем — яростных, но скоротечных. И не счесть, сколько видели такого, отчего сердце в ужасе и недоумении — неужели люди способны на подобное? — каждый раз трепетно замирало. И деревни, от которых лишь полуразрушенные печи остались, и трупы, трупы. Не только и не столько мужчин, способных владеть оружием, но и стариков, женщин и детей. Не захороненных, как того требовали людские обычаи, а разбросанных повсюду. Для устрашения населения нарочно разбросанных.

Было на их пути и стадо коров с ногами, перебитыми топорами и ломами, со множеством несмертельных ножевых и штыковых ран на теле. Коровы лежали по обе стороны проселочной дороги, сжатой сугробами, которые весеннее солнце заставило осесть и потемнеть, стать пористыми. Кровавя ноздреватый посеревший снег, они жалобно ревели и глядели на людей если и не с откровенной мольбой, то с явной надеждой; майор Исаев у многих из них видел слезы, крупными горошинами катившиеся из глаз.