— Только не превратитесь в идеалиста, товарищ капитан, и не обольщайтесь тем, что она в конце концов надумает. А то, может быть, вы еще вообразите, что даже подвиг Терентьева, скажем, станет ей вскоре душевно близок!
— Не беспокойтесь, я не идеалист, я самый что ни есть реальный политик. Но как раз поэтому я нахожу, что и подвиг Терентьева должен стать ей близок и это и есть наша главная цель тут сейчас. Сумеем мы снова превратить ее в человека или нет! Сумеем, — значит, добьем Гитлера, который скрылся сейчас в самое последнее свое убежище — в закоулки души моей квартирной хозяйки. И это — самое опасное для нас убежище его! А если не сумеем выкурить его оттуда, значит, ждать нам новых вероломных нападений. Война ведь не кончена!
Зуев раскрывался передо мной по-новому. Его не пугали новые бои — мины, заложенные Гитлером в души немцев, мины ненависти к нам, презрения, коварства, жестокости, — страшное оружие, не теряющее способности срабатывать много позже того, как его заложили. Он знал их страшную убойную силу, но знал и то, что время не ждет. И, как Терентьев, шагал через минные поля напрямик.
Мне стало жаль, что уже завтра мне предстоит расстаться с ним.
Давно стемнело, но мы сидели, не зажигая света. Как всегда вечером, сильнее пахли цветы, с клумбы под окном тянуло их приторным, слащавым запахом. Воздух был неподвижный, жаркий, липкий.
Неожиданно где-то неподалеку вспыхнула чудесная родная песня. Начал ее один голос, и чувствовалось, что певец затянул ее для одного себя, не ожидая, чтоб ее подхватили. Однако сразу же понесло ее много голосов — мужских, только мужских, и оттого высокие ноты, пронзительные и страстные, мужским голосам присущие мало, еще острее входили в сердце, заставляя его сжиматься, как от невысказанной тоски.
Всю-то я вселенную проехал… —
только и успел спеть запевала. А дальше пошло, понеслось… Голоса слились, словно рекой подхватило:
Зуев резко поднялся.
— Засиделся я у вас. Пора восвояси.
Мне не хотелось отпускать его.
— Да куда вам?
— Нет, пора.
Пришлось мне включить свет. Зуев увидел стоявшую у меня на письменном столе фотографию. Я снялся в Москве с семьей.
— Разрешите посмотреть поближе? — сказал он и взял снимок в руки.
Он рассматривал мой семейный портрет внимательно и грустно. Затем бережно поставил его на место. Спросил:
— А у вас сынок русый?
— Совсем русый! — обрадовался я, хотя и сам не знаю почему.
— Вот и мой был беленьким. Беленький-беленький… — Зуев по-прежнему не отводил взгляда от снимка. — Сколько вашему теперь?
— Пять уже!
Наконец-то он отвел глаза от фотографии.
— Извините меня, пожалуйста, товарищ писатель. Как говорится, не бойся гостя сидячего…
— Ну что вы, что вы! Кстати, уж раз мы прощаемся, может быть, вам что-нибудь нужно в Москве? Я с удовольствием…
Он качнул головой.
— Нет, спасибо. Я сам там недавно был. Правда, домой не заходил. — Он жалко улыбнулся. — Сперва решил: зайду. Но как свернул в свой переулок, как увидал окна квартиры…
Он решительно натянул фуражку и молча козырнул мне. Я проводил его до выходных дверей и увидел, как он сосредоточенно зашагал в темноту переулка. Шлифованные плиты тротуара послушно повторяли усталый, натруженный солдатский шаг. А где-то неподалеку по-прежнему разливалось рекой бескрайней ширины:
1945
Смиржица над Лабой — маленький городок на севере Чехословакии. Выстроились в ряд одноэтажные, в два-три окна по фасаду, домики.
Такие же крохотные, трогательно ухоженные палисадники перед ними. Здесь не встретить ни дворцов, ни богатых особняков. Смиржица — городок трудового люда, текстильщиков и текстильщиц.
Фасад одного из таких типично смиржицких домиков на самой скромной из смиржицких улиц — улице Анежки Мала — украшен чугунной доской, на которой выбита мускулистая рабочая рука, вздымающая пылающий факел. Доска — памятник. Надпись на ней гласит: «Здесь жила Анежка Мала, казненная нацистами за борьбу и веру в лучшую, справедливую жизнь…». И даты…
Недавно чешские товарищи, готовящие ныне книгу воспоминаний о своей народной героине, обратились с просьбой и ко мне — поделиться воспоминаниями об Анежке: они дознались, что нас связывала тесная дружба.
Читать дальше