Рудольф Бершадский - Смерть считать недействительной [Сборник]

— Значит, вам Терентьев нужен, товарищ писатель? Ясно… Ну, что я вам о нем скажу? Рядовой боец, и даже профессия не геройская: не разведчик, не танкист, не летчик-истребитель. Простой солдат из военно-восстановительных частей связи, которые ремонтируют постоянные линии в тылу фронта. Может быть, ему за всю войну даже гитлеровца живого ни разу видеть не довелось — разве что пленных. И не красавец. Впрочем, можете его изобразить, конечно, каким хотите: парень он ничего. И роста приятного, и обходительный, и глаза с искоркою. Знаете, со смешинкой такой. Цвета, правда, не помню, но глаза хорошие: смотрит, что надо сделать, и делает! А эпизод, который вас интересует, произошел под Самбеком. Забыли такой? Напомню. Миусфронт, сорок третий год. Гитлеровцы понастроили там такого, что нигде в другом месте, пожалуй, ничего похожего и увидеть было нельзя.

Простите, отвлекусь чуть-чуть. Пришлось мне недавно летать в командировку в Москву. И вот, впервые за всю войну увидал я нашу родную землю сверху, из-под облаков. Как это страшно — сверху на нее смотреть, никогда не думал! Сколько на ней ран: и колотых, и рубленых, и рваных! Идет, глядишь, трактор по полю, идет и идет, борозды прокладывает. Вдруг — стоп, нет дальше ходу: воронка от пятисоткилограммовой бомбы. А за ней вторая, третья… Сверху все это как на ладони видно. И виляет трактор раз, и второй, и третий — мука, а не пахота… А в иные траншеи вода натекла, поблескивает. До самого края натекла — черная, мертвая… Вот так… Впрочем, вы не помните, к чему я начал вам это рассказывать?

Зуев неожиданно потерял нить рассказа на полуслове и умоляюще, тревожным взглядом уставился на меня. Я сделал вид, что ничего не случилось.

— Вы рассказывали о Миусфронте.

— Да-да. Спасибо. Что-то после этой поездки в Москву у меня стала пошаливать память… Так вот, я думаю: если бы мне сейчас довелось пролететь над Миусфронтом, то даже сейчас, спустя два года, я увидел бы там одну мертвую землю. Ее, наверно, никогда больше пахать не придется, там минные поля — как плантации: на десятки километров подряд. Только урожай с этих плантаций другой… — Он помолчал.

— Но все же прорвали мы этот Миусфронт. А гитлеровское командование знало: одолеем его — и откатываться их частям тогда на сотни километров без остановки, задержаться нигде не смогут.

Может быть, вы скажете, что в преследовании жарче всего достается пехоте? Заблуждение распространенное. Но нет. Еще тяжелее ремонтникам-связистам. Они обязаны восстановить всю вывороченную связь знаете с какой скоростью? С той же, с какой противник драпать успевает! А связь — фундаментальная. Прикиньте-ка, что стоит одни столбы поставить. Это вам не времянка — пара ниток на шесте! На передовой люди порой огулом меряют: раз, мол, человек в тылу, значит, его и за человека считать нечего. Хотел бы я посадить такого героя на телеграфный столб — линию натягивать, и чтоб его сверху пулеметный дождик покропил… Узнал бы он, каково «тыловику» — связисту постоянных линий! Впрочем, вы не думайте, я не слепой патриот своих частей, я — по справедливости…

Ну так вот… Получил тогда взвод Терентьева задачу: восстановить под Самбеком участок постоянной связи. Объяснять вам, что такое задержка со связью, не стану, сами понимаете. Хотя фундаментальная связь тянется из тыла и тянут ее тыловики же, но проволочка с нею может стоить жизни тысячам фронтовиков… А в дополнение к создавшейся обстановке еще такой момент: что ни сотня метров отвоеванной территории, то километр обхода вокруг минного поля…

Досталось Терентьеву рыть очередную яму для столба на самой вершине кургана. Обзор с кургана — вся степь видна. И увидал он оттуда то самое, что я потом с самолета, — я с ним разговаривал после, он мне именно так и объяснил. И непереносимо тяжко ему стало. За все: и за муки родной земли, и за то, что он до сих пор ни одного фашиста сам не уничтожил — мы ж «тыловики»! А еще — это я вам не с его слов расскажу — сам испытал… там сквозь запах трупов и пороховой гари такой горький и свежий запах чебреца пробивался, что с ума сводил… И пришел Терентьев к командиру взвода и доложил: «Разрешите, товарищ техник-лейтенант, для сокращения времени минные поля не обходить. А так — прямиком провод тянуть!»

Посмотрел командир взвода Терентьеву в глаза: рехнулся, что ли, солдат? Но только увидел, что нет. Черными, как степь, — рассказывал мне потом, — глаза у Терентьева стали, а они ведь, казалось, никогда без смешинки не жили. И разрешил ему техник-лейтенант. Потому что был старым солдатом и понимал цену связи — знал, что еще неизвестно, что дороже на войне: артиллерию подтянуть поближе к врагу или же линию связи наступающему дать!