Олег Селянкин - О друзьях-товарищах

Что рапорты с просьбой об отправке на фронт посыплются, это мы знали точно. Но в каком количестве? Дело в том, что наши матросы и раньше еле переносили вынужденное пребывание в тылу, и раньше, как только перепадала передышка, сразу же начинали одолевать нас подобными просьбами, а в эту весну сама обстановка на фронтах толкала на это.

Действительно, в прошлом, 1943 году, Советская Армия разгромила немцев под Курском, освободила бóльшую часть Украины.

Единственное, что несколько успокаивало нас, — мы в это время очищали Волгу от вражеских мин.

Потом были долгие зимние месяцы, которые мы убили на ремонт катеров и боевую подготовку.

А Советская Армия за это время развернула наступление Волховского и Ленинградского фронтов и окончательно сняла блокаду Ленинграда;

войска Украинских фронтов блестяще провели Корсунь-Шевченковскую операцию;

из района озера Ильмень перешли в наступление войска 2-го Прибалтийского фронта;

28 марта войска 2-го Украинского фронта вошли в Румынию!

Наконец, в апреле начались активные действия Советской Армии в районе Крыма и Одессы.

10 апреля была освобождена Одесса!

9 мая — Севастополь!

Согласитесь, что, когда кругом творилось такое, даже самая серьезная боевая подготовка не могла удовлетворить нормального человека. А если добавить, что наши матросы к этому времени служили уже по седьмому и даже восьмому году, то и вовсе станет ясно, каково было их настроение. И сколько ты ни внушай матросу, что мы тоже не бездельничаем, что командование не забыло о нас, он смотрит на тебя исподлобья и одно твердит:

— А чем я хуже товарищей? Почему им можно врага лущить, а мне нельзя?

Еще спасибо командованию флотилии, что оно хоть один наш отряд, но держало на тралении. Однако и это было сравнительно малой радостью: ведь пока на Днепре и его притоках мы ни одной мины не обнаружили.

Правда (кажется, в конце мая), в наши сердца вкралась надежда на перемены к лучшему, но…

Тогда телефонограммой мне с четырьмя катерами-тральщиками (но без тралов) приказали к стольким-то часам прибыть в Киев и пришвартоваться рядом с пароходом «Полина Осипенко»; особо подчеркивалось — «с полным боекомплектом».

В Киеве и узнали, что на «Полине Осипенко» делегация республики пойдет в Канев на могилу Тараса Шевченко, а мы — конвой парохода и несем полную ответственность, если он подорвется на мине или будет уничтожен ударом с воздуха.

Конечно, задание было почетным, красноречивее всяких слов говорило о том доверии, которым мы пользовались, но все равно это было вовсе не то, что в бой идти.

Весь поход мы провели образцово, по окончании его получили благодарность, и о нем сейчас, возможно, не стоило бы даже упоминать, если бы тогда не случилось вот этого эпизода, показывающего, насколько мы были находчивы, смелы и, я бы сказал, даже нахальны.

Еще на Волге, когда нам приходилось сопровождать караваны, мы одним или даже двумя катерами обычно швартовались к ним, чтобы сэкономить горючее и хоть чуть-чуть сберечь силы личного состава. Поэтому, едва Киев скрылся за кормой, два моих катера-тральщика подошли к пароходу, намеревались закрепить на его корме свои швартовы, но какой-то товарищ в гражданском немедленно появился там и тихо, но весомо сказал:

— По инструкции не положено.

Обидно стало — слов нет, чтобы высказать — как. Обидно за нелогичность, за какое-то половинчатое доверие нам. Действительно, мои люди стояли у крупнокалиберных пулеметов, держались мы от парохода всего метрах в сорока или пятидесяти, кажется, куда уж больше доверять? А вот к корме парохода подойти не смей!

А разве не сообща, не общими усилиями мы должны были обеспечивать безопасность парохода и его пассажиров?

Случай показать, что и мы кое-какой властью облечены, представился уже вечером этого же дня.

На нашем пути попался такой красивый участок берега, что пройти мимо было просто преступлением, и пароход, конечно, подвернул к нему. И немедленно главный старшина Третьяков сказал мне, многозначительно тараща глаза:

— А если в этом лесу бандиты есть?

Подсказку я схватил с лету, и, когда пароходу «Полина Осипенко» до берега оставалось метров пятьдесят, мой катер, предварительно подняв флаг, обозначавший, что «ваш курс ведет к опасности», и строча в небо из пулеметов, встал между пароходом и берегом.

Пароход, разумеется, спятился к середине Днепра. А еще немного погодя кто-то в гражданском олень вежливо попросил меня подойти к борту «Полины Осипенко» и спросил, чем вызваны и пальба в воздух, и маневр катера.