Иван Стариков - Судьба офицера. Книга 1 - Ярость

Оленич вдруг испугался, что кто-то дознался о причине, в силу которой они все здесь оказались, что бронепоезд, дорогу которому они прокладывают своими жизнями и поливают своей кровью, завтра встанет на том берегу, чтобы преградить путь к отступлению таким, как они.

— Не паниковать! — резко произнес Оленич.

Постепенно раненые поутихли. Даже особо нервные стали сдержаннее. Оленич решил воспользоваться благоприятным моментом и побеседовать о том, что волнует всех.

— Сами видите, нам очень трудно удерживать оборону. Почему? Потому что нас мало. Основные наши силы ведут переформирование частей, готовятся к решительным боям на Кавказе. И мы помогаем армиям лучше подготовиться. Другое обстоятельство такое: против нас действуют очень большие силы. И, как видите, лезут на пас целый день, а не могут нас сломить.

— И не сломят! — выкрикнул кто-то.

— Правильно, товарищ боец! Теперь нас не одолеют. На Сталинград надвинулась миллионная гитлеровская армия, а ничего не может поделать: стоит Сталинград! И будет стоять! Дальше пути нет. Здесь тоже предел — Терек. Дальше нет пути. Есть только одна дорога — назад, до самого Берлина.

Упоминание о Сталинграде засветило в глазах огоньки надежды и веры, у многих просветлели лица. Как же им всем хотелось скорее дождаться победы, конца войны! Как им приятно мечтать о том дне, когда они возвратятся домой.

Но над передним краем снова загрохотало: гитлеровцы начали очередной минометный обстрел нашей обороны, значит, последует и очередное наступление. Методичность, с которой противник пытается перейти реку я овладеть мостом и дорогой, вызывала у Андрея ярость. Он снова обратился к раненым:

— Слышите? Гремит наш передний край. Немец лезет и лезет. Но наши ребята стоят так же, как и вы стояли. Враг не пройдет! Мне нужно туда, товарищи. Вы сами прекрасно понимаете, что мое место рядом со сражающимися бойцами. А вы спокойно ожидайте эвакуации: мы о вас не забываем.

Бойцам, несшим тело Истомина, приказал отрыть могилу на двоих:

— Похороним вместе — нашего командира и нашего комиссара. Пойду разыщу дочь комбата…

В сопровождении Еремеева он вышел на стык батальонов, где была позиция пулеметного расчета Гвозденко. Возле пулемета находились двое — сам сержант и рядовой Абдурахманов, так и не вернувшийся к Райкову.

— У вас была Соколова? Где она?

Абдурахманов сразу же подхватился:

— Доктор издесь! Счас позовем. Там, делает перевязка…

Татарин показал на возвышающийся шагах в двадцати над лозняком огромный купол боярышника, расцвеченный ярко-красными гроздьями ягод. И словно по мановению руки запыленного, усталого, неуклюжего детины из-за кустов появилась Женя. Андрей ее увидел сразу. И она увидела его, побежала ему навстречу, счастливо улыбаясь. От бега кубанка сползла набок, и локоны подстриженных волос рассыпались. Женя расставила руки, мелькали ее коленки, в проеме расстегнутой гимнастерки виднелась полосатая майка. Ах, Женя! Милая, счастливая! Она еще ничего не знала об отце, она жила счастьем и любовью.

— Живой! Андрюшенька! Живой!

— Я тебя ищу, Женя.

— А как же! Я ведь тоже тебя ищу. Я все время боялась, что мы не увидимся. Дважды попадала под мины, на левом фланге чуть не очутилась в руках у фрицев, они там все время наступают, почти без перерыва. У нас много раненых, убитых. Не успеваю…

— Женя, я рад, что вижу тебя… Сколько уже наших погибло! Ты даже не представляешь…

— Знаю, знаю. Я все время на передовой. И вижу, сколько гибнет ребят, сколько останутся калеками.

— Да, здесь не выбирают судьбу. И никто не знает, что с ним будет через минуту, через час.

— Хорошо, что я встретила тебя. Я прямо ожила, в душе надежда появилась. Ты живой, и уже жизнь продолжается.

— Мы с тобой теперь вдвоем, Женя.

Испуганно метнулись ее глаза. Мольба во взгляде и вопрос. В глубине души она учуяла беду, но не верилось, искала успокоения, умоляла отвести тревогу от нее, только что возликовавшей при виде любимого человека.

— Я тревожусь… Наверное, напрасно. Знаю, что судьба не должна разлучить нас даже силой смерти. Но все же… Тебе так трудно, ты теперь ведь комиссар…

— И комбат…

Наконец ее глаза, полные ужаса, остановились на нем:

— Истомин?..

Оленич смотрел ей прямо в глаза — строго и преданно:

— Капитан Истомин отбыл в другую часть.

Она не мигая всматривалась в его страдальческое лицо и искала ответа, потом покачала головой. Он не говорил ни слова, но она словно прозревала, словно читала в его глазах все, о чем он молчал. Наконец крикнула: