Елизавета Дворецкая - Ясень и яблоня. Книга 1 - Ярость ночи

Было обычное утро в самом начале зимы, и Сэла никак не могла предположить, что ей выпадет такая честь: первой приветствовать нового конунга фьяллей, вернувшегося из похода. Осенние пиры младшие домочадцы кузнеца Стуре-Одда в этот раз справляли у родичей в Углифьорде, где Бьёрн Бородач выдавал замуж свою старшую дочь Ингирид. На днях гости уже собирались обратно, а пока помогали по хозяйству Бьёрну бонду, уставшему от всех свадебных хлопот.

На хмурой заре, когда узкий дымовик под крышей оставался еще темным, в дверь девичьей постучали. Огонь в очаге к утру погас, покой совсем остыл, и кончик носа, торчавший наружу, был холодным, как ледышка. Сэла, к тому времени спавшая уже вполглаза, тут же решительно выбралась из-под двух одеял, которые делила с младшей Бьёрновой дочкой Фрейдис. Одеяла были тонковаты, поэтому Сэла спала в двух рубашках и еще набрасывала сверху свою новую овчинную накидку. Торопливо напялив холодные чулки и башмаки, Сэла присела на приступку лежанки возле очага. Фрейдис, не просыпаясь, сноровисто завернулась в одеяла, чтобы не поддувало сбоку.

Сэла поворошила палкой угли и стала совать кусочки коры и щепки к загоревшимся красным искрам, подложила два полешка стеночками и принялась раздувать огонь, отворачивая лицо от летящей золы. Женщины на двух лежанках неохотно зашевелились: им настала пора идти к коровам. День предстоял хмурый, скучный, и никаких иных развлечений, кроме поездки за рыбой, не предполагалось.

Облизывая обожженный палец, Сэла выбралась за дверь и там обнаружила своего двоюродного брата Аринлейва, такого же озябшего и сонного. Почему-то осенью особенно тяжело вставать до рассвета.

– Эти уже к лодке пошли! – зевая, сообщил он и сунул Сэле сухой ломоть. – На, погрызи! До завтрака долго.

Сэла охотно вцепилась зубами в черствый хлеб и вслед за братом побежала к морю. Снаружи было лишь чуть-чуть холоднее, чем в доме, зато свежо и заметно светлее. Сыновья Бьёрна уже вынесли лодку и разбирали весла. Всегда надеявшийся на лучшее Альвир прихватил парус, но ветер не дул, и всю дорогу до Рыбной шхеры, где на ночь ставили сети, пришлось грести.

В большой лодке их сидело шестеро: кроме Сэлы, которая расположилась на корме между двумя пустыми корзинами, за веслами устроились Аринлейв, их приятель Коль, приехавший с ними из Аскефьорда, и трое Бьёрновых сыновей – Ульв, Альвир и Гуннар.

Чтобы не скучать, Сэла всю дорогу рассказывала длинную сагу, которую слышала от раба-улада из Пологого Холма. Речь там шла об одной девушке, которая жила на острове Эриу когда-то в древности и судьба которой отличалась необыкновенной сложностью. Судя по нахмуренным бровям младшего из братьев, пятнадцатилетнего Гуннара, он очень быстро перестал понимать, что к чему. Запутаться было немудрено: эта девушка, по имени Этайн, сначала вышла замуж за конунга по имени Мидир, но его прежняя жена-колдунья превратила ее в муху и заставила летать без конца, присаживаясь отдохнуть только на морские волны. В конце концов муха-Этайн упала в чашу одной женщины, та проглотила ее и родила девочку, и эта девочка опять была Этайн. Сэла, выросшая на сказаниях мудреца и чародея Стуре-Одда, в этом повторном рождении не видела ничего удивительного, но трое братьев из Углифьорда ей не верили, потому что «этого не может быть». И вот вторая Этайн опять выросла, опять вышла замуж, и опять за конунга, но тут ее стал навещать незнакомый человек, уверявший, что был ее мужем в прежней жизни. Он хотел увести ее с собой, но она не помнила его и не соглашалась покинуть своего нынешнего мужа без его позволения. Тогда незнакомец, назвавшийся именем Мидир, пришел к конунгу Эохайду, мужу Этайн, и предложил ему сыграть в тавлеи. Дважды они играли на разные ставки, а в третий раз Мидир пожелал в качестве своего выигрыша право поцеловать Этайн.

– На это Эохайд ему ответил: «Приходи через месяц и тогда получишь то, что тебе положено», – рассказывала Сэла, глядя, как проплывают мимо каменистые берега, отделенные от лодки полосой сероватой, под цвет пасмурного осеннего неба, воды. – В день, когда Мидиру пора было прийти, Эохайд приказал запереть все ворота, все двери, и возле каждой еще поставить по десять хирдманов. Но ровно в полдень Мидир вдруг появился перед ними в гриднице, прямо перед сиденьем конунга. «Ну, если уж ты все-таки пришел, то получи то, что выиграл, – сказал ему Эохайд. – Но с условием: пусть моя жена обнимет тебя прямо здесь, перед очагом, у меня на глазах». Мидир на это согласился. Но когда Этайн подошла к нему, он обнял ее правой рукой, и вдруг они оба взлетели вверх и вылетели через дымовик.