Александр Зонин: Морское братство

Грохольский ткнул пальцем в карту.

— Здесь, не позднее полуночи, эсминцы должны закончить приемку топлива с танкера — высосут его до дна. У тральщиков соляра достаточно.

— Ясно, ясно, — протянул Сенцов. — В такую погоду невесело подходить к танкеру — в лучшем случае поломает привальные брусья. Скажите, Иван Петрович, «Упорный» там?

— Долганов? Ну, конечно. Ремонтировался, а теперь выводит корабль, как говорится, из прорыва. За последний месяц больше всех наплавал. А на что вам сей академик?

Лицо Сенцова сморщилось от досады:

— Понимаете, его жену сегодня доставил и обещал, что она увидит Николая через несколько часов.

— Напрасно обещали. Пускай сразу привыкает к редким встречам и постоянным ожиданиям. А впрочем… женщина всегда найдет способ утешиться.

Эти слова прозвучали озлобленно и презрительно. Сенцов знал, что у Грохольского давняя семейная неурядица, и потому примирительно сказал, не глядя на собеседника:

— Наталья Александровна хороший, душевный человек.

— Что, уже влюбились? — спросил Грохольский, обнажив мелкие прокуренные зубы.

— Глупости! — Сенцов вспыхнул. — Разве непременно нужно влюбляться, чтобы понять… Это так просто… видишь нового человека два дня в вагоне, видишь, что он хороший, умный, сильный.

— А главное — хорошенькая женщина? Так, сударь?

— Сударей поищите среди ваших собутыльников из союзной миссии, — отрезал Сенцов, краснея от своей резкости. — Долганова на оккупированной территории столько перенесла, что другую сломило бы.

— Значит, стр-р-радалица, — желчно сказал Грохольский и, сердясь за напоминание о выпивках, небрежно придвинул Сенцову кипу папок с документами.

— Пересчитайте и пойдем докладывать начальству.

— Еще шесть минут. Разрешите познакомиться. — Сенцов методично стал листать бумаги, сверяя каждый документ с описью. — Все в порядке, — сказал он, наконец. — Можем идти.

— А вот и не можем. Пока вы дотошно выполняли инструкцию вступающему в дежурство, контр-адмирал отправился в кабинет командующего.

В словах Грохольского Сенцов почувствовал раздраженный укор. В самом деле, как нехорошо: товарищ устал, а из-за его формализма должен теперь с опозданием возвращаться к семье.

— Простите, очень досадно, — пробормотал Сенцов.

— Ладно, потерплю, — опять с небрежной снисходительностью процедил Грохольский. — Пока начальства нет, рассказывайте о Москве.

Сенцову сделать это было довольно трудно. Он не привел еще в ясность впечатления от Москвы, в которой война все сдвинула с места, многого лишила, внесла в жизнь людей и некую бивуачность, и беспечность и, однако же, большую ответственность, и создала новые связи со всей страной. Морща лоб, перебирая в памяти то, что ему казалось самым важным, Сенцов закончил свой короткий рассказ уверением, что в Москву скоро вернется уехавшее на восток население и ее промышленность много сделает для армии.

— Но снабжение Москвы еще скудно, и у москвичей повседневных забот куда больше, чем у нас.

Грохольский сделал гримасу:

— А вы, очевидно, в интересную Москву и не заглядывали. Рассказывают, что Москва театральная с любопытными премьерами. С деньгами на рынках приобретают что угодно… А женщины… Скажите о женщинах. По крайней мере, как они одеваются?

Сенцов хотел вспомнить, в чем была его спутница, и не смог. Это еще увеличило его обиду на пошлые вопросы Грохольского.

— У вас какие-то странные интересы, — не выдержал он. — Я про Фому, а вам подавай про Ерему. Родители мои живут в Подмосковье, там я и отдыхал. А в Москве почти все время провел в Оперативном управлении.

Грохольский остался невозмутимым и с ленивой усмешкой спросил:

— И что же в нашем мозговом центре? Что предстоит в нынешнем году?

— Будто вам неизвестно? Кому есть что сказать, тот не распространяется перед младшим офицером, а болтунов не проверишь. Впрочем, я слушал доклад заместителя главкома. Вывод по итогам операций флотов был довольно суров. И что следует лучше устанавливать взаимодействие с воздушными и наземными силами. И более активно использовать корабли, новую технику, новое оружие. Но о нашем флоте адмирал сказал немало хорошего. Притом нашему оперативному направлению придают особое значение. К нам переводят еще корабли разных рангов, увеличивают авиацию. Надо думать, удастся скоро удрать из штаба на корабль.

— На этом спасибо невеликое, — буркнул Грохольский. — Ежели нельзя сменить наш лунный пейзаж на черноморский берег или Балтику, предпочту уйти в академию.