Александр Зонин - Морское братство

— «Воробей шестнадцать», «Воробей шестнадцать». Я — Кононов, я — Кононов, вас плохо слышу.

«Воробей шестнадцать» внезапно перекрыл все голоса задорным тенорком:

— Я — «Воробей шестнадцать». Бомбардировщики уходят. Четырех уничтожили. Не беспокойтесь, вас прикрывают, вас прикрывают «воробьи» двадцать восьмого.

Тенорок утонул, перекрытый раздраженным басом:

— Восемьдесят пятый, восемьдесят пятый, под тобой «фокке», под тобой «фокке», заходи ему в хвост.

«Воробьи» встретили немецкую авиацию на подходах к отряду Долганова и навязали ей бой, отгоняя на зюйд. Теперь бой уже затухал далеко в стороне, за дымами транспортов. Кононов не мог за всем уследить по докладывающим, предупреждающим друг друга, приказывающим и одобряющим голосам, звучащим в радиофоне. Но то, что он видел сам, и то, что ему рассказывали все эти непонятные для постороннего человека отрывистые сообщения, его веселило. Истребители наносили врагу удары, обнаруживая то тактическое превосходство, какое совсем недавно Кононов считал свойством исключительного таланта, думал, что ему нельзя обучить и потому нельзя вносить в планированные расчеты. Он разъяснял воздушным участникам операции их задачу и с несвойственным ему раньше терпением наставлял молодых летчиков. Он еще не совсем верил Долганову. Сомневался, что летчики сумеют в горячке боя использовать опыт новых боевых маневров.

— С ума сойти можно от трескотни и гула, — сказал Петров, снимая наушники и вновь пододвигая их Кононову.

Виктор Иванович улыбнулся. Ему все звуки давали зримую картину. Перемена тона в моторном гуле, пулеметная очередь, вырвавшееся крепкое словечко — неужели для кого-то такие детали сливаются в хаос звуков?

Он вновь надел радиофоны и услышал юношеский, задорный голос:

— «Третий», слушайте меня, я — «Воробей седьмой», сделал вашу полубочку, подбил «фокке».

Кто-то крикнул товарищу:

— Петро! Видал спиральку, а?! Учебно-показательная, а?!

И тенорок ответил:

— Тише ты, разговорился…

Они выигрывали победу по всем статьям… И хотя среди них было много самых рядовых молодых летчиков, «воробьи» казались неуязвимыми, а фашисты, которые в начале боя имели примерно равные силы, неуклюже разлетались, покидая зажженных и сбитых соратников, не заботясь о защите своих бомбардировщиков и прикрытии конвоя.

Кононов быстрыми и выразительными движениями своих крупных рук показывал Долганову примененный «воробьем седьмым» маневр, когда раздался долгий воющий звук. Столб воды взметнулся над крылом мостика, снаряд оглушительно лопнул. В ослепительной вспышке разрыва станина стереотрубы покатилась к ногам Николая Ильича. Он толкнул в спину Петрова, но тот, ничего не замечая, по-прежнему взывал в эфир:

— «Каэн два», пришли ли вы на видимость конвоя? «Каэн два», отвечайте, где вы? Видите ли конвой?

Игнатов, очевидно оберегая успех своего скрытого обходного движения, еще молчал.

Фугасные снаряды мчались к кораблям, и грохот разрывов сливался в звук, похожий на громыхание телеги по булыжникам мостовой. Снаряды рвали воду, и на палубу взлетали жалящие осколки. А Бекренев, посматривая в сторону разрывов, чеканил неизменно внимательному Колтакову:

— Право десять, дальше не ходить, прямо руль.

Прикрывая малыми кораблями отход транспортов к берегу, противник подкрепил поврежденные миноносцы группой сторожевиков. Эти корабли торопились выйти вперед и массировали огонь. Но дымовые завесы мешали прицельности и действенности вражеского огня, а в то же время расстояние между конвоем и боевыми кораблями противника достигло трех миль: немцы открыли ворота для торпедной атаки катеров.

— Петров! — позвал Николай Ильич.

Не? Петров продолжал безуспешно взывать: «Каэн два», «Каэн два», отвечайте, «Каэн два». Он зло и отчаянно крикнул:

— Запропал Игнатов. Черт его знает куда…

— Командуйте всеми отрядами, Петров.

И, не вслушиваясь в жалобы и ругань катерника, Николай Ильич бесцеремонно охватил его за талию и повернул так, чтобы он видел широкий незащищенный плес перед транспортами противника.

— Понял?

— Снять первый отряд с дымзавесы?!

— Да, немедля атаковать. Давай им курс семьдесят. Пусть жмут вовсю. Кононов прикроет от «юнкерсов» истребителями.

Дымзавеса еще держалась, но ее отнесло в сторону, и она не препятствовала немецким кораблям вести прицельный огонь. Все чаще вокруг «Упорного» поднимались всплески, и воздух резали осколки гранат. Разрывы в воде поднимали корабль на волну. Но Бекренев делал рывок с поворотом, и тогда «Упорный» зарывался форштевнем, валился на борт; потом Бекренев кричал «залп», и корабль огрызался огнем всех орудий, отчего вода как бы расступалась, а палуба уходила из-под ног.