Наталья Ломаченкова: Переиграть время

Поднимаю трубку.

— Майор Орлова.

Голос мне незнаком, но это не имеет никакого значения.

— Товарищ Орлова, срочно отправляйтесь вместе с Дёминым в соседний посёлок Ахтангово. В местной школе рухнула одна из стен кабинета, и, видимо, включился часовой механизм заложенной там ранее мины. Пятеро детей оказались за рухнувшей стеной и вытащить их, не обезвредив мину, невозможно. Немедленно отправляйтесь туда; немца пока оставьте в штабе под охраной, вместе с переводчицей. Задача ясна?

— Так точно, — губы не слушаются, в голове странная пустота.

— Выполняйте.

Как неживая, кладу трубку на рычаги. Молодой солдат с тревогой смотрит на меня.

— Что-нибудь произошло?

— За сколько времени можно добраться до Веснукина и обратно?

— Минимум… — он на миг задумался, — минимум часа три. Ну два с половиной, но это почти невозможно. А что такое? Нужно в Веснукино?

— Уже не нужно, — вяло отмахиваюсь рукой, почти вслепую добираюсь до входной двери. Жадно вдыхаю свежий воздух, пока мозг лихорадочно пытается найти выход из ситуации. Ничего не получается. Дёмин ушёл уже почти как час назад, догнать его нет никакой возможности. Пока доберутся до посёлка и обратно, мина уже три раза как взорвётся. И дети… дети…

— Ольга?

Последний шанс. Который так не хочется использовать. Потому что это опять принуждение. Потому что это шантаж совести, ещё один ультиматум, который он обязан будет принять. Потому что просто не сможет иначе. Потому что…

— Рудольф. Послушайте… я не имею права просить вас о подобном… вы и так слишком много сделали для нас, для меня… не могу просить вас рисковать жизнью ещё раз…

— Я согласен.

Голос совершенно спокойный, словно он только что сказал «да» на предложение выпить кружку чая. Онезорг слегка касается кончиками пальцев моей безвольно опустившейся руки.

— Что случилось? Мина?

Судорожно киваю.

— Понимаете, Дёмин… не успеем… А там дети заперты…

Он уже застёгивает на поясе свою сумку с инструментами.

— Идём.

Выходим на дорогу, там уже дожидается повозка с лошадью. Возница кричит и замахивается кнутом, колёса гулко стучат по прокатанным колеям. Лицо Онезорга сосредоточено и совершенно бесстрастно. Опускаю голову. Тихим шёпотом:

— Verzeih. Простите.

Мимолётная улыбка. Тень горького понимания в глазах.

— Это мой долг.

Перед школой оцепление, за ним толпа людей. Несколько женщин чуть ли не на коленях умоляют офицера в погонах пропустить их. Тот только непреклонно качает головой. Закусываю губу — очевидно это матери оставшихся рядом с миной детей. Слава Богу, мы ещё не опоздали! Да — но кто даст гарантию, что взрыв не прогремит, едва только мы не войдём в здание?..

— Где мина? — дёргаю за рукав ближайшего солдата. Пора вспомнить, наконец, на какой я должности. И что это мне вообще-то положено принимать решения.

— Второй этаж, — в карих глазах мгновенно вспыхивает радость. — Вы минёры, да? Мы вас ждали! Надо поспешить.

Онезорг больше не тратит ни секунды, легко приподнимает красную заградительную ленту, стремительно поднимается по ступеням ко входным дверям. На секунду оборачивается, смотрит на меня, когда я прохожу следом. На лице лёгкое беспокойство.

— Вы подождать здесь. Не ходите.

— Ага, уже, — отмахиваюсь рукой, открываю дверь школы. — Ну долго мне вас ждать?

Он недовольно качает головой, но всё же молча взбегает по ступеням наверх. Не смотрит назад, только на ходу с губ срывается короткое:

— Зря. Может быть взрыв.

— И не надейтесь, — фыркаю, пытаясь не обращать внимания на бешено колотящееся сердце. — Вы же здесь. Значит всё будет хорошо. И никакого взрыва не будет.

Еле заметная улыбка, и он первый проходит в дверь, за который слышится детский плач. Синхронно разделяемся — Онезорг опускается на колени перед выбоиной в стене, за которой виднеется метеллический циллиндр, а я спешу к небольшой дыре в завале, через которую можно видеть заплаканные детские лица.

— Ну, ребята, что произошло?

Плач мгновенно утихает. Три девочки и два мальчика сперва недоверчиво смотрят на меня, потом наперебой начинают расказывать, как они играли и вдруг всё рухнуло, и все куда-то побежали, а они не смогли вылезти. И уже сколько зовут-кричат, а мамы всё никак не приходят.

— Мамы скоро придут, — пообещала я, краем глаза взглянув на закусившего губу Рудольфа, бережно вытаскивавшего какую-то непонятную и с виду очень опасную деталь. — Они только нас вперёд послали, потому что мы с дядей быстрее бегаем.