Алексей Ивакин - Десантура

Третий же батальон, развернувшись на звук выстрелов, прибыл на место боя минут через десять. Захваченных живых лошадей, не раздумывая, пустили на мясо. А потом выкопали и осенних лошадей, стараясь не путать их со всадниками.

«Господи, только бы не сибироязвенные…» — молились про себя в медсанбате… А военврач второго ранга Попов умолял:

— Варите как можно дольше, ребята! Варите как можно дольше!

А вслух подполковник Тарасов сказал:

— Понимаю, что вермахт сейчас стоит в Демянске, а не Красная Армия в Танненберге.

— Этого никогда не будет! — презрительно дернул щекой фон Вальдерзее.

— Не знаю, герр обер-лейтенант, будет или нет. Сейчас меня другое интересует. Более насущное, — Тарасов вдохнул полной грудью: «Начнем потихонечку?»

Юрген прищурился:

— Что именно?

— Моя дальнейшая судьба…

Обер-лейтенант помолчал. Внимательно посмотрел на подполковника. Потом тихо так сказал:

— Николай Ефимович… Я не могу вам сейчас обещать ничего. Все зависит от этого — он приподнял листы бумаги и слегка потряс ими — понимаете меня?

— Конечно.

— Тогда… Тогда расскажите о принципах взаимодействия с другой бригадой. Со второй, если не ошибаюсь?

— С двести четвертой…

— Да, с двести четвертой. Извините. — тонко улыбнулся лейтенант. А Тарасов едва заметно покачал головой:

— Вторая бригада должна была атаковать Лычково с тыла. Не знаю, как уж у них это получилось…

— Никак. Бригада была разгромлена, — не поднимая головы от протокола допроса сказал фон Вальдерзее. Спокойно так сказал. Между делом. И почему-то Тарасов ему поверил.

— Двести четвертая бригада под командованием…

— Под командованием?

— Майора Гринёва.

Лейтенант удивленно поднял голову:

— Пленные из двести четвертой показывают, что Гринёв был подполковником…

— Нет. Майор. Его разжаловали осенью прошлого года. За что — не знаю. Не вдавался в подробности.

«Интересно… Поверит или нет?»

Лейтенант вроде бы поверил:

— Так, так… Продолжайте…

— Должна была выйти к месту сосредоточения бригад на болоте Невий Мох. После соединения общее руководство операцией должен был принять Гринёв.

— Что? — опять удивился Вальдерзее. — Майор руководит подполковником?

— Так решило командование фронта, — отрезал Тарасов.

— Вы проиграете эту войну… Русские не умеют воевать, и в этом я убедился только что… И по какой причине майор должен был командовать подполковником?

— Его бригада была больше. И по количественному составу, и по вооружению. Насколько я знаю, Гринёвцы вошли в котёл с батареей сорокапяток.

— Господин Тарасов, а что вы почувствовали, когда узнали, что вами будет руководить — МАЙОР! — выделил последнее слово обер-лейтенант.

— А вы как думаете?

Голод — странная штука. Первые три дня голод сначала сосет под ложечкой, потом охватывает все тело — даже пальцы на ногах хотят есть — а потом раздирает тебя так, что хочется впиться зубами в руки.

И вдруг приходит момент — у кого-то раньше, у кого-то позже — голод пропадает. Кажется, что тело стало чужим, ватным каким-то. Движения замедляются. Сквозь воздух идешь, словно сквозь мягкую стену. Мыслей нет. Вообще нет.

А думать надо… Надо, надо, надо…

Почему не отвечает штаб фронта? Где самолёты снабжения? Где Гринёв со своей бригадой? Что делать? Сил бригады недостаточно даже для выполнения первой задачи — нападения на аэродром в Глебовщине. Не говоря уже о штабе немецкого корпуса… Идти на задание — значит положить бригаду в эти чертовы снега. Возвращаться — значит трибунал. Продолжать ждать — значит тихо вымереть. Деревья уже ободраны. Из хвои отвары пьют, больше нечего… Лошадей — живых и павших хватило на один неполноценный ужин — стограммовый кусок мясо на бойца.

— Какие будут предложения, товарищи командиры? — Тарасов играл желваками. — Командиры батальонов? С вас начнем…

Встал комбат-один:

— Мое мнение — надо атаковать аэродром. По крайней мере, добудем продуктов.

И сел.

— Немногословен, ты, Иван Иванович… — улыбнулся комиссар бригады. — Жук и есть…

— А что тут ещё скажешь? По моему, больше вариантов нет… — перебил хохоток командиров капитан Жук.

Командиры других батальонов согласились с мнением комбата-один.

— Разведка?

Командир отдельной разведывательно-самокатной роты Паша Малеев — здоровый, белявый — протрубил дьяконским басом на весь лес: