Джон Кимхе - Несостоявшаяся битва

Это было здравое, почти пророческое предупреждение, о котором Джон Слессор позднее в своих мемуарах странно умалчивает.

Оценку обстановки того времени, данную Слессором, разделял и помощник начальника штаба ВВС вице-маршал авиации Дуглас. В своих мемуарах лорд Дуглас описывает, что события развернулись в совершенно ином направлении, чем предполагали. Вместо того чтобы разрешить английским ВВС участвовать в войне, их удерживали на привязи. Английские ВВС должны были получить приказ начать воздушное наступление против Германии немедленнно. Вместо этого немцам позволили диктовать англичанам политику и образ действий. Дуглас и штаб ВВС с горечью переживали крах такой политики и унижение, видя уничтожение Польши, в то время как западные союзники пальцем не шевельнули, чтобы помочь ей. Они чувствовали, что единственное возможное объяснение такому поведению нужно искать в том, что премьер-министр и кабинет все еще надеялись договориться с Гитлером после разгрома им Польши.

Но было, однако, и другое возможное объяснение. Рекомендации, которые выносили английский и французский комитеты начальников штабов, с тех пор как они начали совместное обсуждение, сводились к тому, чтобы предостерегать свои правительства от принятия решительных мер. Как мы видели, военные, авиационные и военно-морские советники правительств все время твердили, что они не в состоянии оказать какую-либо помощь Польше или нанести более или менее ощутимый удар по Германии. И все же, даже исключая особые обстоятельства, связанные с военно-морским флотом, нельзя избежать вывода, что англо-французское контрнаступление в широких масштабах (в условиях 1939 года) было возможно и почти наверняка оказалось бы успешным.

Поэтому генеральные штабы Англии и Франции должны вместе со своими правительствами разделять серьезную ответственность за отказ дать сражение, которое могло быть выиграно и которое могло решить исход второй мировой войны в сентябре 1939 года. [59]Представившаяся возможность исчезла, чтобы никогда больше не повториться.

Нет какого-то одного действия, одного человека и какой-то одной политики, на которые можно было бы возложить ответственность за промах англичан и французов в деле обеспечения победы и завершения войны против Гитлера осенью 1939 года. Люди делали ошибки, и они продолжают еще делать их. Добрые намерения и высокие моральные соображения завели людей на такой путь действий, который навлек катастрофу на свои и чужие народы. И люди, находившиеся у власти в Англии и во Франции, опускались до обмана своих народов, своих коллег по кабинету министров и своего польского союзника не потому, что хотели предать Польшу, а потому, что они самым искренним образом верили, что этими средствами, сколь ни сомнительными, они смогут удержать Гитлера от развязывания войны. Однако в конечном счете они предали поляков, так как ими самими овладел страх перед возможными результатами нападения люфтваффе на города Англии и Франции. Эта вера и этот страх были обоснованы и оправдывались той информацией, какой английское и французское правительства и их советники располагали в то время.

Характер информации, ее источник и ее интерпретация — вот что требует самого тщательного рассмотрения, прежде чем мы закончим исследование по поводу этой решающей битвы, которая не произошла. Вместе с тем необходимо также рассмотреть и другие сопутствующие факторы, приведшие правительства союзных держав к нерешительности в 1939 году и способствовавшие формулированию разведывательной информации, доступной всем правительствам, ибо в итоге всего анализа выясняется, что самой крупной Ошибкой была та, которую совершили Гитлер и немецкие генералы, с готовностью пошедшие за фюрером, пока на карте была только Польша.

Политические взгляды и оценки чаще всего основывались на социальных предубеждениях и обусловливались характером предвоенного общества, все еще в сильной степени изолированного в замкнутые группы, сформированные классовой структурой Англии и Франции, и иерархическим военным и национал-социалистским обществом Германии 1939 года. Даже такие крупнейшие социальные потрясения, как всеобщая стачка 1926 года, не вызвали классового возбуждения той интенсивности и ожесточенности, какое наблюдалось в год перед началом войны.

Концепция национал-социалистской Германии как бастиона против русского коммунизма была воспринята значительно шире среди правящих и высших классов Англии и Западной Европы, чем это может предполагать новое поколение спустя тридцать лет. В большинстве случаев не сочувствие или поддержка расовой политики и идей нацистов и фашистов приводили к прощению действий нацистов и к недостаточному противодействию со стороны демократий, короче говоря, к политике умиротворения; они проистекали в большинстве случаев от страха перед распространением русского влияния.