Юрий Гончаров - У черты

С заседания бюро Гузов вышел шатающейся походкой. Он шел, не разбирая дороги, не видя и не понимая, куда бредет. Через полчаса он оказался на железнодорожной станции. Там по путям туда и сюда двигался пыхтящий паром маневровый паровозик. Гузов дождался, когда он двинулся в его сторону, шагнул на шпалы и бросился под паровоз. Машинист это видел и успел затормозить. Ругаясь, он и стрелочник вытащили Гузова из-под колес. Он не пострадал, только весь был в липком, черном мазуте и уже ничего не понимал, бормотал что-то бессвязное.

Его долго лечили в Москве, перепробовали на нем все применяющиеся в подобных случаях лекарства, но он оставался в одном и том же невменяемом состоянии: не узнавал жену, детей, не отвечал на вопросы, врачи не могли войти с ним в контакт. Приезжал самый лучший специалист в подобных заболеваниях, внимательно обследовал Гузова. Жене его после осмотра профессор сказал: ваш муж физически абсолютно здоров, все органы у него в полном порядке. Он проживет сто лет. Но – вот таким, каков он есть…

А спустя месяц его вылечили китайские врачи. Они приехали пропагандировать свой метод иглоукалывания и обучать ему советских медиков. Для демонстрации, что иглоукалывание обладает исключительной исцеляющей силой, они попросили подобрать им самых безнадежных больных. В их число включили Гузова. Китайский врач ввел ему через нос в полость черепа, в мозг тонкую иглу из бамбука. Потом Гузов заснул. Непрерывный сон продолжался пятнадцать суток. На шестнадцатый день Гузов зашевелился, открыл глаза, взгляд его был осмысленный; увидел сидящую у его постели жену, узнал ее, улыбнулся. Попросил пить, потом попросил еду. Врачи стали проверять его память, мышление. Оказалось, он помнит все, что знал и помнил до болезни. Даже то, что происходило, что с ним делали, о чем с ним пытались поговорить, когда он находился в «отключке». Только ему представлялось, что на кровати лежит кто-то другой, не он, а он бесплотно, невидимо, как дух, как призрак, присутствует возле…

– Просто сказка какая-то! – не поверил Антон.

– Говорю со слов самой Наташи, именно так она мне рассказывала.

Василий Васильевич взял со скамейки кружку с пивом, горло его, очевидно, после долгого повествования требовало влаги. Приложившись к кружке, он медленно втянул в себя ее содержимое. А потом, для полного завершения истории, случившейся с Гузовым, добавил еще несколько подробностей.

Хотя Гузов и выздоровел, пришел в норму, держать его в Москве, в штате союзной газеты, все же не стали. Видимо, боясь, как бы он не выкинул еще какой-нибудь подобный номер. Он вернулся назад, на родину, во взрастившую его газету, а в ней, видимо, из тех же опасливых соображений, прямо о них не говоря, облекая в заботу о здоровье, Гузову придумали вот эту, как бы весьма нужную и важную, работу: читать районные многотиражки, выставлять им оценки за то, что они пишут в своих статьях и заметках.

Через пару месяцев Василий Васильевич преподал Антону еще один урок; теперь он касался писательской профессии.

Антона послали в Москву по институтским делам. Институт хотя и действовал, учил студентов, но корпуса его были полуразрушены; их восстанавливали, в значительный мере – силами самих студентов; дефицитные материалы – краски, линолеум, оконное стекло – приходилось «выбивать» в Москве, через Министерство высшего образования, а чтобы их оттуда доставить – нередко посылали студентов. Никто не отказывался, напротив, соглашались с радостью, это был случай побывать на казенные деньги в столице, между хлопотами и беготней по делам сходить в какой-нибудь музей, в театр. Свой, местный, уже действовал, его восстановили раньше всех других учреждений культуры, но разве можно было сравнить его театральный коллектив с артистами столицы. Тогда на мхатовской сцене можно было увидеть Книппер-Чехову, Качалова, еще кое-кого из тех, кто создавал театр, был первыми его актерами. Пробившись в зрительный зал, если удавалось купить у входа с рук билетик на балкон, Антон, бездыханно следя за действием на сцене, всегда как о чем-то неправдоподобном думал, что вот эти голоса, что слышит он, вот эти выразительные позы, жесты, движения актеров, что он видит, – слышали, видели в свое время Чехов, Горький…

Василий Васильевич оказался в Москве тоже не по своей надобности, по делам пчеловодов. Он и Антон случайно встретились в людском потоке у входа в метро. Василий Васильевич направлялся обедать и потянул Антона с собой. Ехал он на другой конец Москвы, в район площади Восстания, в столовую при Доме литераторов. Там и вкуснее готовят, и обстановка приличная, и кого-нибудь из писателей увидим, – сказал он Антону.