Александр Пак - В списках спасенных нет

Первый день прошел отменно. Не чувствуя никаких лишений и беспокойства, Вера уже стала забывать тревожное предупреждение Володи.

На следующий день утром, после завтрака, Вера с детьми собралась на мостик. Взобравшись по трапу и, подходя к рубке, Вера увидела, как Григоренко размахивал руками, а Володя стоял у руля, потупив голову. Она поняла, что у них что-то случилось, и тихо, стараясь не обратить на себя внимания, спустилась вниз.

Вера угадала. На утренней вахте у Володи произошла стычка с капитаном. Володя, много раз читавший рукопись Полковского, хорошо изучил ее и теперь устанавливал необычный путь пароходу. Сначала он предупреждал всех лоцманов, чтобы держались его курса, но после того как Григоренко два раза отменил его распоряжения, он отклонялся от обычного курса только на своей вахте. Григоренко подстерегал Володю, желая уличить в ослушании. Минут двадцать спустя после начала вахты капитан вошел на мостик, подозрительно посмотрел на Володю, потом взглянул на компас.

— Вы зачем отклоняетесь от обычного курса? — спросил Григоренко.

Володя замялся, облизнул губы, потом смело посмотрел в лицо капитана, сделавшееся сердитым, багровым, и ответил:

— Я уже говорил. Чтобы избежать встречи с подводными лодками противника. У Полковского в лоции указан этот…

— Что вы мне тычете: Полковский, Полковский! Я здесь капитан, а не Полковский! — крикнул Григоренко, размахивая руками и не замечая Веры, появившейся в этот момент возле дверей рубки. «К сожалению, так», — подумал Володя, но промолчал: Григоренко совсем побагровел и едва сдерживался. Заметив, что рулевой и штурманский ученик с любопытством смотрят на них, Григоренко уже тише сказал:

— После вахты зайдите ко мне.

Восстановив прежний курс, он ушел.

Сдав вахту, Володя направился к Григоренко. В его роскошной каюте было свежо. В иллюминаторы врывалось солнце. Старик сидел в кресле, опустив голову и глубоко задумавшись.

— Явился по вашему приказанию, — умышленно сухо доложил Володя.

Григоренко взглянул на него.

— Почему вы уклоняетесь от обычного курса?

Володя выдержал пристальный взгляд капитана и с досадой подумал, что опять начинается старая история, и, чтобы сразу положить конец этим разговорам, твердо сказал:

— Чтобы уберечь от опасности женщин, детей, раненых и больных.

— А какая опасность им угрожает на госпитальном судне? — краснея, спросил Григоренко.

— Встреча с фашистами.

Старик встал с кресла и медленно подошел к Володе. Он тяжело дышал, опять стал багровым, но еще сдерживался.

— Нас пропустят и еще извинятся! — сказал он.

Володя гневно сверкнул глазами:

— Вы имеете дело не с людьми, а с фашистами! Кому вы верите? Они хуже диких зверей!

— Молчать! — крикнул Григоренко.

Его редкие седые волосы на висках взъерошились и голова с торчащими волосами казалась рогатой.

— Ты кому говоришь? Я пятьдесят пять лет плаваю, я пять раз обошел земной шар! Молчать! Молчать! — кричал Григоренко, хотя Володя не собирался возражать и был напуган его состоянием.

— Что ты знаешь о моряках? — продолжал старик. — Ты где родился? На Касарке? А там только торговали скумбрией! Я во всех кабаках мира видел последних моряков и скажу, что они настоящие люди! В тысяча девятьсот третьем году три американца, двое русских, двое англичан и один немец погибли в Индийском океане, но спасли двадцать женщин и шесть пискунов!.. Я был капитаном на том судне… А ты… Я пять лет ходил в Гамбург, восемь лет в Лондон! Сам мастер Джонатан Ллойд низко кланялся мне и говорил, что я настоящий моряк! Он тоже был настоящий моряк. Он погиб в Бискайском заливе, но всех женщин устроил на мое судно… А ты… И вошь кашляет! Красный крест — святыня! Море это тебе не берег, моряк не сухопутник!.. Стой! Молчать!

Старик дрожал от волнения. Володя растерянно переминался с ноги на ногу. Григоренко внезапно умолк, сгорбившись, пошел к креслу и тяжело опустился в него. Он долго молчал, а Володя не смел нарушить молчания. Бессвязный монолог Григоренко ни в чем не убедил его, кроме того, что старик безнадежный фанатик. Володя еще постоял немного, потом тихо спросил:

— Можно идти?

Старик не сразу ответил. Он выпрямился в кресле, устало взглянул на штурмана и уже спокойно сказал:

— Нечего бояться. Не надо вилять. Идите прямо по курсу. Мы госпитальное судно. Никто не посмеет нас тронуть. Позор не доверять морякам, — и, сделав паузу, добавил, глядя куда-то в сторону: — Если чего лишнего сказал… погорячился… Не сердись.