Наступила полночь, а Нелидовой с ее сопровождающими все еще не было.
Перед рассветом мы вышли на боевые позиции, отстрелялись. Возвратились обратно — никого. В эту ночь Балашов не спал.
Стрелки часов приближались к двенадцати дня, когда разведчик, стоявший на последней платформе, подняв тревогу, громко крикнул:
— По полотну что-то катится! Похоже на ящик какой-то, только не разгляжу…
Разведчик еще не успел закончить фразы, а командир одним махом вскочил на платформу и, выхватив бинокль, застыл.
— Едут! — вырвалось у него одним вздохом.
Он стал медленно спускаться с платформы, да так спокойно, будто ничего и не произошло, будто и не он прошагал всю ночь до рассвета.
Вскоре «ящик» докатился до бронепоезда. Это и была наша дрезина.
Нелидова выглядела оживленной и довольной. Она оживленно рассказывала о достоинствах машины, подробно отвечала на вопросы, которые задавали ей собравшиеся вокруг бойцы и командиры.
Капитан слушал объяснения сержанта хмуро.
Я удивился: никакой радости он не проявлял, наоборот, казался мрачнее обычного.
Следующим утром Балашов поднялся на мой мостик (наши мостики находились друг против друга). Такое случалось не часто: командир бронепоезда не любил покидать свою «башню» с четырьмя ступеньками.
— Боюсь, что одному человеку не управиться и с дрезиной, и с дальномером, — заговорил капитан. — А нам хороший дальномерщик важнее. Поэтому подберите бойца посмышленей, который бы техникой интересовался, и прикрепите его к Нелидовой, пусть она обучит его водить дрезину. Бойца берите любого, независимо от его специальности. И проделайте это как можно скорее!..
Долго искал я кандидата на должность водителя дрезины, но это оказалось не так-то легко. Перебрал все подразделения, несколько раз перечитал список личного состава бронепоезда, и ни на ком не смог остановиться. Правда, несколько человек мог бы порекомендовать, но за них вступились командиры взводов, которые ни за что не хотели уступить нужных им бойцов.
К концу третьего дня ко мне снова поднялся Балашов и, устремив на меня сердитый взгляд карих глаз, насупившись, спросил:
— Подобрали?
— Пока нет, товарищ капитан.
— Что ж вы, в генералы его прочите, что ли? Шофера не можете подыскать? — строго сказал он и погодя добавил безапелляционным тоном: — Ну, вот что… завтра утром назовете мне кандидатуру.
«Жалеет Нелидову», — промелькнуло у меня, и невольно в мое отношение к капитану вкралась легкая неприязнь.
Чем больше думал я о подозрительном нетерпении Балашова, тем больше не одобрял его поведения. Меня снедало сомнение, коварные мысли роились как осы: «Не стыдно ему руководствоваться личными симпатиями? Разве командир имеет право быть необъективным? Разве…»
Противоречивые мысли мучили меня. То я приходил к выводу, что Балашов абсолютно прав: действительно, нельзя же взвалить на одного человека, причем на девушку, две столь сложные обязанности. Но в следующую минуту я снова начинал изобличать капитана в пристрастии.
Однако мне и самому было жаль Нелидову.
Очень уж тяжелое бремя легло на ее девичьи плечи. Весь день она неотлучно находилась у своего дальномера, а лишь стемнеет — спешила на дрезине за боеприпасами и продуктами. Как назло, и погода выдалась скверная, по грязи да слякоти на чем еще их привезешь.
С наступлением темноты Нелидова отправлялась за восемьдесят километров на железнодорожную станцию и к рассвету возвращалась с грузом. Правда, мы обычно отправляли с ней бойцов-помощников, но ей все равно доставалось.
Наконец я подобрал-таки кандидата в шофера, и мы прикрепили его к Нелидовой.
Чтобы сколько-нибудь сносно обучить его делу, требовалось хотя бы четыре-пять дней, а где их было взять? Свободного времени мы теперь почти не имели. То выходили в боевые рейды, то на месте отбивали атаку авиации, и Нелидова зачастую по целым дням не покидала боевой платформы.
Так пролетели еще две недели.
Нелидова очень изменилась: похудела, побледнела, под глазами залегли черные круги, щеки запали.
Но в остальном это была прежняя Марина: держалась так же бодро, казалась такой же веселой и приветливой.
Эта удивительная девушка ни разу не попыталась облегчить свое положение, нет — все только наравне со всеми. Это еще больше поднимало ее в наших глазах. Кузьма Грозный теперь уже не стесняясь, открыто говорил, что Марина Нелидова — лучший боец нашей воинской части.
Читать дальше