Диан Дюкре - Забытые

Сильте так и не удалось подняться. Добрая медсестра Эльсбет запретила пациентам присутствовать на вечере, чтобы они не заразили остальных. У красного креста, нарисованного на стене медпункта, уныло стоит усталый охранник. Прежде чем отправиться в кабаре, Эльсбет накрыла Сильту двумя одеялами: одним – с головы до пояса, а вторым – от пояса до пят, и теперь та была похожа на завернутого в пеленки младенца.

Стоя за кулисами, Ева, инициатор этого концерта, наблюдает за тем, как переплетаются два совершенно противоположных мира: мир узников и мир свободных людей. Но сколько это будет продолжаться? Долго ли узники будут узниками, а свободные – свободными? Вступительную речь предстоит произнести ей.

– Дамы и господа, добро пожаловать на наш праздник. Вы будете первыми, кто аплодирует «Голубому кабаре»! Простите, если акцент выдаст в нас чужестранок, простите, если желание поделиться с вами самым сокровенным превосходит наши средства, которые, не буду скрывать, довольно скромные. Но не стоит судить по одежке. Сегодня вы увидите то, что мог бы показать вам Париж! Занимайте места, пейте из воображаемых бокалов и разделите с нами вполне реальную радость. Она – утешительница, уменьшающая страдания, облегчающая боль, успокаивающая, придающая силы, – живет даже в наших измученных сердцах!

На небольшой деревянной сцене появляется рыжеволосая Сюзанна – медленно выплывает из леса, нарисованного на разделенной надвое простыне.

Этой песней, которую Сюзанне каким-то чудом удалось запомнить, начинается выступление «Голубого кабаре». Эрнесто сидит прямо, не шевелясь, Педро, устроившийся посредине, старается ничего не упустить. Ева садится за рояль и принимается наигрывать канкан, ставший символом Парижа. Из-за нехватки средств они не смогли распечатать и распространить среди гостей программу, но Ева старалась следовать привычному для кабаре порядку выступлений. Сначала – легкие песенки, для того чтобы публика немного развеселилась, затем – «Сон в летнюю ночь», музыка, которая должна затронуть души. Сюзанна трижды выходит на сцену, стуча своими сабо, отчего, кажется, трясутся стены, и не только в бараке, но и по всему лагерю, где сотни узников прижимаются к окнам своих бараков.

Первым номером выступает трио. Ева играет и поет, Лиза подпевает ей, стоя в центре импровизированной сцены, справа поет и танцует, энергично двигая бедрами, Сюзанна.

Зрители растеряны. У коменданта Даверня, для которого было делом чести позволить узницам выступать без цензуры, под униформой стекают крупные капли пота. Ева знает: если французов не тронет судьба «нежелательных», то встряхнуть их может только одно – ненависть к бошам. Она делает Сюзанне знак, и та начинает исполнять песню собственного сочинения, «Кики-бош»: