Алескендер Рамазанов - Дивизия цвета хаки

– Я же мог вас в решето, товарищ старший лейтенант, – выговаривал мне через секунду бледный сержант, – я слышу, дверь скрипнула, а ведь туда никто не заходил. Я же мог через дверь.

Вот так. И позже, уже учась на чужих, нередко трагических ошибках, я сделал вывод: в бою, в боевой ситуации пусть твой сосед видит и знает, где ты есть. Отошел – предупреди. А то ведь влепят по полной программе свои же. Так бывало. И в Афгане, и позже, в Чечне. И, к сожалению, с опытными людьми. Особенно ночью. И пароль не поможет. Лучше предупредить: «Ваня, я вот за тем бугром поссу».

На втором этаже, в «чистой половине», опять же в большой комнате, – паласы, лавки, низкий столик. А на нем красуется «Шарп». Роскошь для нас невиданная. Двухкассетный, большой, как чемодан. Засомневались десантники: забрать? А может быть, ловушка? Заминировали?

Я понял, что своим присутствием мешаю решению важной проблемы. Сразу скажу: на операциях чужого не брал. «Западло». Но и морали не читал бойцам. У каждого свой «божий страх» в душе, свои убеждения. И формируются они не в бою (здесь вообще ни хрена не формируется, а, скорее, трещит по швам), а в теплых мамкиных руках, при любящем отце.

Промышляя в домах на «зачистках» и «реализациях», наши солдаты повторяли то, что видели на примере своих командиров. Брал офицер-прапорщик – брал солдат. А потом офицер мог еще и посоветовать, что брать. Ну, скажем, для хозяйства в части. Бедно ведь жила армия. А афганские солдаты брали все, что под руку подвернется! Ну, у них грабеж мирного населения за грех не считался. Потом ведь и мы привыкли, а к Чечне так это традицией стало. И ничего...

Во дворе тем временем шла проверка тюков. В них, безжалостно распоротых, не оказалось ничего, кроме фисташек. А бойцы, к ним присоединилась еще одна группа, усиленно искали оружие. Переворачивали все вверх дном в этом уютном дворике.

– Не будет здесь оружия. Не там ищете. Смотрите под крышей.

Двое десантников вняли моему совету и очень скоро обнаружили старый штык-нож от немецкой винтовки и парочку крестьянских ножей со сточенными на нет лезвиями.

– А откуда вы знаете, что здесь ножи могут быть?

– Ребята, все деревенские дома одинаковы. Мужик в Рязани тоже нож под стреху сарая прячет.

Тут в дальнем углу наметилось оживление. Кто-то опрокинул большой медный кувшин и, услышав звяканье, вытряс его содержимое. Бусы из лазурита, старое монисто, монетки с припаянными ушками.

– А что это?

– Ну где женщины свое богатство прячут? В кастрюлях да ведрах. Так и здесь. Оставьте это. Ценности не имеет. Бирюза или лазурит скорее. А монетки они в косы вплетают... Девичьи «секреты».

Зеленая ракета, косо прочертившая небо, – сигнал к выходу на западную сторону кишлака. И сигнал афганцам, чтобы двигались к нам. По кривым закоулкам мы быстро вышли к дувалу, за которым уже собиралась рота. И тут же состоялся короткий военный совет: что делать с «Тойотами»? С собой не утащишь – афганцы протест задвинут, а если даже и не «международный конфликт», то свое начальство отберет. Решили сжечь, чтобы не возили «духов» по ночам. Ведь выяснилось, что в машинах у них вповалку лежала кишлачная молодежь. А крестьяне как смерти боялись призыва в «народную» армию сизо-красноносого алкаша Бабрака Кармаля. А мы, выходит, этому рекрутскому набору помогали...

Бойцы вырвали по куску поролона из сидений, прострелили баки и, пропитав соляркой (дизельные были «Тойоты»), подожгли. Огонь разгорался нехотя. Но чем дальше мы уходили из кишлака, тем выше поднимался в небо черный столб дыма.

А народ кишлачный – старики и старухи с детьми – прятался в винограднике. Мы не стали туда заходить. Оставили это дело афганским воинам. Там сразу поднялся гвалт и вой. Вот на краю этого чужого виноградника я и сфотографировался с огромной кистью еще зеленого винограда. На обратном пути в левом ботинке вылез гвоздь. И забить его нечем. Отстал, вывернул запал из «Ф-1» и, уповая на твердость чугунного корпуса, площадкой на верхушке «лимонки» сточил проклятый гвоздь. И все же, несмотря на хорошую обувь, на обратном пути натер ногу. Правую. Почему помню? Ну как тут не запомнить! Небольшая потертость чуть не стала роковой.

Я как-то оставил в забвении своих друзей летчиков. Честно говоря, дружил я с одним – замполитом эскадрильи майором Юрием Кислицей. И благодаря ему мое появление в эскадрилье не вызывало вопросов.

Летчики жили в подвале кундузского аэропорта. В длинной, узкой бетонной щели с крохотными окошками у самого потолка стояли почти впритык солдатские койки. Вентиляции или кондиционирования не предусматривалось. Это была ночлежка. Техники и солдаты размещались в палатках, но уже в мае начали строить себе глинобитную казарму.