Тарас Степанчук - Наташа и Марсель

Шедший сзади Вигура и тут успел сказать свое:

— Калi лютавау, то вочы былi як у воука, а калi отвечаць, то як у савы {11} 11 Когда зверствовал, глаза были как у волка, а когда отвечать — то как у совы. (бел.). .

Не обращая внимания на раненого гауптмана, Демин, не моргая, глядел на Рихерта тяжело и недобро, а тот ловко приставил к глазу монокль и на русском языке заносчиво заявил:

— Я не желаю беседовать с бандитом. Требую беседовать с равным по чину генералом и транспортировать меня к нему в соответствии с моим чином и занимаемой должностью. Мой автомобиль…

— Я тебе покажу бандита!

Демин шагнул к Рихерту, тот испуганно попятился. Разделяя слова, Командир убедительно говорил:

— Потопаешь… сука… пешком… Понял?

— Яволь. Так точно, — закивал генерал.

— Ахтунг! {12} 12 Внимание! (нем.). — хрипло скомандовал Демин. — Кругом! Ша-гом… марш!

Семнадцатого июля сорок четвертого по Садовому кольцу и улице Горького в Москве прошли пятьдесят семь тысяч гитлеровцев, плененных в ходе операции «Багратион» нашими победоносными войсками и нашими белорусскими партизанами. Среди двенадцати генералов, которые возглавили этот марш позора, был и Рихерт.

Последний раз встретился Демин с подсудимым Рихертом на заседании Военного трибунала Минского военного округа. Но та встреча могла и не состояться, ибо последним для Демина чуть было не стал июльский день после побоища у деревни Белые Лужи.

…Деревянной походкой генерал Рихерт пошагал за колонной военнопленных, которая, удаляясь, пылила по проселочной дороге. И тут испуганно крикнул Вигура:

— Абярнись, Командир!!

Демин обернулся и прямо перед собой увидел гауптмана: в здоровой руке у него зловеще чернел парабеллум. Но тут же пистолет выпал на траву, а в грудь гауптмана бесшумно вошла финка, подрагивая наборной рукояткой. Мгновения спустя гауптман замертво рухнул наземь.

Вигура и тут не смолчал:

— По вачах cipaxa, а по кiпцюрах разбойник {13} 13 По глазам сирота, а по когтям разбойник (бел.). .

Ротный Титов кивнул на Садофия Арефина:

— Вон, Командир, твой спаситель. За его бросок финки богу молись.

— Свои люди, сочтемся, — тряхнул роскошным чубом Садофий и поднял парабеллум. — А эту игрушку я себе на память возьму.

— Гвардии лейтенант медицинской службы Алексеева, — подошла и представилась Демину молодая женщина в гимнастерке, форменной синей юбке и ладно сшитых по ноге хромовых сапогах. Козырнув, настойчиво потребовала: — Выделите в мое распоряжение шесть трофейных автомашин.

— Имя-отчество ваше?

— Елизавета Ивановна.

Женщину в офицерских погонах Демин увидел впервые и потому чуть дольше положенного ее разглядывал. Роста она была среднего, но крупная в кости и дородная телом. На широком, немного скуластом лице выделялись большие серые глаза. Держалась женщина уверенно, разговаривала с властными интонациями в голосе, военная форма, от сапог до пилотки, была на ней, как влитая, и носила она ее, судя по всему, не первый год.

— Раненых мы уже отправили в госпиталь, — подсказал Вигура.

— Не всех отправили, — возразила гвардии лейтенант и прищурила глазища на Вигуру: — А ты, старый мухомор, язык держи за зубами и в разговор старших по званию не встревай. Не для тебя повторяю: мне нужны немедленно шесть автомашин для транспортировки немецких раненых.

«Красивая, и глаза, что надо, — подумал Демин. — Только чересчур властная, движения резковаты и взгляд тяжелый, будто насквозь им прожигает».

— Кого лечить, дурная баба, хочешь? — возмутился партизан из сожженной деревни Мыльница и снял с плеча автомат. — Я их сейчас вылечу!

Раненые на поляне тревожно заговорили по-своему. Понимая их разговор, Демин неопределенно пожал плечами и отвернулся.

— Да вы что, Командир? — крикнула Алексеева. — Они же раненые! А мы — разве мы звери? Кому и за что виноватым ответить положено — потом разберутся. Но раненых трогать нельзя: всю жизнь после этого душу и руки не отмоете!

— Я отмою, — возразил партизан из деревни Мыльница. — Они мою женку и малышат живыми спалили, а мы их лечить? Сичас я их, душегубов, на тот свет транспортировать буду!

Привычным движением он передернул затвор, но Алексеева ловко выхватила из его рук автомат и отсоединила диск. Партизан обругал ее и попытался вернуть оружие, но тут же ойкнул и растянулся на траве.

— Самбо. Болевой прием, — сдержанно усмехнулась Алексеева и потребовала: — Выделяйте машины, товарищ Командир. Пока живая, самосуд над ранеными не допущу!