— Вас слушают, — усталым голосом сказал полковник.
— Василий Степанович, можно к вам?
— Есть что-нибудь новое?
— Есть.
— Приезжай.
Дождавшись Веденина, младший лейтенант уехал в управление.
Игорь высказал свои предположения полковнику и услышал в ответ:
— А я как раз распорядился послать вам подкрепление — трех человек. Возвращайтесь с ними.
Машину вел Харитонов. На заднем сиденье тенями притулились двое. Игорь сел к ним, они потеснились, дав ему место. Не доезжая до подъезда гостиницы, Игорь вышел, машина отошла на стоянку и остановилась.
Семен в машине, не сводя глаз с улицы, ждал сигнала, следил — а вдруг из ярко освещенной двери шмыгнет в сумрак ближней подворотни одна фигура, другая… Сегодня что-то должно случиться. Это было не только предчувствие — почти уверенность.
Семен подумал о Василии Степановиче, он остался в своем кабинете. Когда Семен и Игорь уходили, он встал, проводил их до приемной. В кабинете у Василия Степановича было темно: свет настольной лампы ярко ложился на бумаги и на руки, а лицо оставалось в тени. В приемной лампа была открытой, свет ударил в глаза, Василий Степанович зажмурился. Семен увидел, под глазами у полковника набухли мешки, лицо похудело, крупная извилистая складка пересекла квадратный лоб, Дежурный подскочил к полковнику:
— Машину? Домой?
— Не надо, — вяло отмахнулся тот. — Я остаюсь здесь. — И подняв голову, сказал вдогонку уходящим: — Буду ждать вестей, ребята.
Сейчас Семен представил кабинет и Василия Степановича за столом, часы в приемной, массивные, восьмигранные, с пружинным заводом, бьют и раз, и другой. А сначала восемь раз подряд, потом девять, десять. Василий Степанович прислушался — звонка пока нет… Семен откинулся на сиденье: сообщить пока нечего. Один из притулившихся сзади сказал:
— Размяться бы…
Семен повернулся:
— Устал?
— Да нет. Сидеть тошно.
Говоривший помолчал, потом спросил:
— А они не спустятся на веревке?
— Ты что, дурак? — смеясь, сказал второй, сидевший сзади, — Начитался ерунды…
— Скучно, братцы.
— Помолчи, — оборвал Семен и вдруг весь подался вперед — от сверкающих дверей вверх по улице прошла женщина, к ней подошел мужчина, они побрели мимо машины, не останавливаясь и не оглядываясь. Семен перевел дух — не те.
Прошел еще час, а может, больше; Семен взглянул на светящийся циферблат — было одиннадцать. В окнах номера Рахими на четвертом этаже приглушенно горел свет — большие лампочки в люстре под потолком были потушены, горели, наверно, ночники — так они могут гореть всю ночь. И ждать, возможно, придется всю ночь, и ни на минуту нельзя вздремнуть, тут-то и случится главное. Нет, надо сидеть и ждать, и не отвлекаться разговорами. А если Рахими пропустят и эту ночь, с завтрашнего вечера надо снова на караул.
В два часа ночи прибыла смена — ее послал полковник. Семен поехал поспать часика три. На рассвете он был на ногах и позвонил Игорю: все оставались на своих местах, Рахими простуженно покашливал в своем номере. В голосе Игоря сквозила растерянность: он заварил всю эту кашу, поднял столько людей на ноги, а ночь прошла спокойно, ничего и не было.
Утром всю группу вызвал полковник.
Игорь в кабинете у Василия Степановича чувствовал себя неловко. Здесь сидели все, кто дежурил ночью у гостиницы. Решался вопрос, как быть дальше? Василий Степанович внимательно слушал, чуть наклонясь вперед. Семен понял, для себя Василий Степанович уже все решил и только хотел знать, что скажут другие. И когда Семен твердо сказал: “Надо продолжать дежурство. Долго Рахими не выдержат”, — Василий Степанович поддержал его:
— Правильно! Но дежурством тут не обойтись. Петлю вокруг Рахими мы крепко затянули. Пора и приотпустить. Как вы думаете?
— Пора, Василий Степанович, — проговорил Семен.
— Ты, — Никодимов отыскал сидевшего сзади Игоря, — знаешь, что тебе сегодня надо делать, — и, улыбнувшись, повернулся к Семену: — О лоточнике нет никаких вестей?
— Пока нет, Василии Степанович.
Рахими курил. Он дымил с утра, докурив, вставал и ходил по номеру — от стены до стены, на Гертруду не глядел и за дверь не выглядывал. Походив, Рахими опять доставал сигарету и, затянувшись, присаживался, все в нем было напряжено, болела голова, от страха сжималось что-то внутри и подкатывало к горлу. Он курил и покашливал, вскакивал и снова садился. В одну из таких минут он решительно шагнул к двери, но властный окрик Гертруды вернул его:
Читать дальше