— Вот что, — сказал он вошедшему Семену. — Завтра разошлешь фотографии по стране. А на ту станцию, на которой сел в поезд лоточник, нужно направить оперативную группу. Усилим поиски и в Москве. — Василий Степанович подумал: — С завтрашнего вечера подключайся к Смирнову и Веденину ты.
— Наблюдать за Рахими?
— Не спускать глаз.
— А если они захотят выйти в город?
— Проследить.
Василий Степанович понимал, что идет на риск. Рахими могут осаду выдержать. Ну, а если занервничают, засуетятся и кинутся в страхе убегать, лишь бы вырваться из кольца окружения, тогда риск оправдается. Во всяком случае у Василия Степановича только и была пока одна эта возможность, и он решил до конца использовать ее… Он сидел к Семену боком и, почувствовав, что тот чего-то ждет, взглянул на часы — двенадцатый час был уже на исходе.
— Иди. Завтра приходи пораньше. А я посижу еще.
На другой день утром, выйдя из дому, Василий Степанович сказал шоферу, что пойдет пешком, и перешел перед носом машины улицу. Так бывало не однажды, шофер дядя Миша к этому привык; он опустил стекло и, лениво правя, прижимаясь к тротуару, поехал — торопиться было некуда, пока-то полковник дойдет до управления.
Василий Степанович зашагал по скверу. Ночью побрызгал дождь, к утру все высохло, но воздух был чистый, пахло прелыми листьями, и запах этот, грустный и терпкий, был приятен. Он напоминал тихий городок, где Василий Степанович родился и бегал по утреннему холодку в школу, читал книги по астрономии и, смастерив подзорную трубу, лазил с ней через чердак на крышу.
Детство было голодным и юность не легче. Отец бубнил: “Пора на завод, зарабатывать на хлеб”. И он пошел на завод, а оттуда в райком. Астрономом он не стал и институт, как хотелось, не окончил, но увлечение осталось и жило в нем. Он любил читать про Эйнштейна и другие миры. Многое было непонятно: он не мог себе представить, как это, улетев на звезду Ипсилон молодым, можно возвратиться через сотню лет на Землю лишь слегка постаревшим; он думал и гадал и разглядывал формулы, а в голове все это не укладывалось. Василий Степанович вздыхал: где уж ему угнаться за новыми теориями… Он ходил, когда было время, на лекции в Политехнический и тут неожиданно обнаруживал, что знает много больше, чем другие, и слыша, как рядом шепчутся: “Сложно говорит, непонятно”, оглядывался: чего тут непонятного, все ясно, как на ладони. И, слушая лектора, думал: “Вот сын Витька был бы жив, непременно ударился бы в науку…”
Василий Степанович шел и вспоминал городок. Он все собирался съездить туда с Мариной и каждый раз откладывал. Как-то всегда так получалось — для себя времени не хватало, разве что вот эти короткие утра да вечера, когда Марина уводила его в театр. В театры он ходил редко и ничего почти о них не говорил — старые пьесы шли не часто, а нынешних он не любил и обижать жену не хотел: Марине многое в них нравилось.
Шурша, проносились машины: шли они друг за другом, без интервала, в несколько рядов; запах бензина он слышал каждый день, так и шло из года в год, так он и будет доживать, вдыхая этот запах. Сейчас, наверно, и в его городке снуют по улицам машины, а может, пахнет нефтью, — он читал, что недавно в тех краях нашли нефть…
У выхода из сквера стоял киоск. Очередь была небольшой. Василий Степанович встал, шажок за шажком продвинулся до окошка, купил газеты и, увидев в яркой обложке книгу, подумал, не надо ли купить и ее; потом передумал — немножко смешно в его годы увлекаться научной фантастикой. Книгу увидят и Игорь и Семен. Харитонов не обратит внимания, а Смирнов навострит глаза: вот, мол, полковник собрался лететь на Луну, и усмехнется молча. Нет, уж лучше купить книгу на обратном пути. А если ее продадут? Да и когда он пойдет обратно, может, как вчера, в первом часу? Василий Степанович подумал и купил книжку.
Книгу он держал под мышкой, а газету развернул и просмотрел заголовки на ходу. Сложил газету и, сунув ее в карман, вспомнил про Рахими; отдых кончился.
Дежурный у входа в управление весело козырнул ему. Василий Степанович, тяжело ступая, поднялся по лестнице и вошел в кабинет.
Время тянулось медленно. Игорь вскользь поглядывал на дверь Рахими, но она открывалась редко. Перед обедом он спустился в холл и погулял там возле цветов, в два зеркала ему было видно все — и кто выходил из лифта, и кто шел по лестнице, и кто заходил в ресторан. Побродив по ковровым дорожкам, Игорь присаживался на кожаный диван. Рахими, если бы вздумали выйти на улицу, не могли миновать его. В ресторан он не заглядывал, но во время обеда садился ближе к огромным стеклянным входным дверям.
Читать дальше