Аскольд Шейкин - Опрокинутый рейд

— В Воронеже ты ничего такого не видел.

— Нет. Я! Ну я не видел! Ошибаюсь? Так сами судите по донесению. А требовать, чтобы я вам и выводы делал? Нет уж. Тут одним словом тысячи человек можно погубить.

— Да, — согласился Акашев. — Но и тянуть нельзя. Тоже люди зря будут гибнуть. Вот в чем все дело.

Здание штаба Воронежского укрепленного района в ночь на 12 сентября мамонтовцы разгромили. Седякин и весь его аппарат размещались теперь в гостинице «Бристоль». Туда-то в восьмом часу вечера 13-го и доставили один из сброшенных Братолюбовым вымпелов. В его кармашке была записка: «Коменданту Укрепленного района гор. Воронежа. Командующий Внутренним фронтом тов. Лашевич приказывает Вашему гарнизону держаться во что бы то ни стало. Помощь в лице наших отрядов близка. 17 часов. 13 сентября. Лашевич».

Седякин несколько раз перечитал записку, сразу, конечно, воскликнул про себя: «Эх, Константин Степанович! Не дожил ты до этой минуты!» — а вслед за тем надолго задумался. Держаться!.. Уже удержались. Помощь нужна, спасибо, но… но…

Больше суток исполнял он обязанности коменданта Укрепленного района и все сильней убеждался, что одними только привычными для него, строевого командира, решениями сейчас ему не обойтись.

Последний удар белоказаков отражали отряды рабочих и служащих. Поэтому в их рядах было немало жертв. Губком, губисполком, губчека, городские учреждения всех рангов недосчитывались теперь очень многих и, порою, лучших работников. Воинские части, которыми Седякин командовал, в данный момент оказывались самой организованной силой в городе, и был немалый соблазн использовать ее для решения вообще всех проблем, какие ни возникали. От изъятия у обывателей растащенного из магазинов и до налаживания работы вокзалов, столовых, бань, пекарен, лечебниц. Но фронт от города всего в каких-то десятках верст. У военных сейчас задача — спешно восстановить боеспособность гарнизона. Все прочее — дело гражданских лиц, однако никак не могли вступить в действие перекореженные мамонтовским налетом необходимые для этого партийные, советские, экономические взаимосвязи.

Город в чем-то походил на внезапно остановленные часы. Всего лишь легкий толчок маятника — и они заработают.

Но какой толчок? Как его сделать? Кто бы это мог подсказать? Еремеев?

«Эх, Константин Степанович…»

Обстоятельства торопили. В ночь на 14 сентября авиагруппа особого назначения перебазировалась из Ельца в село Кшень. Отсюда было удобней достигать Воронежа. Предполетный инструктаж в тот день Акашев проводил у шеренги «ньюпоров», два из которых должны были немедленно уйти на разведку. Когда самолеты взлетели, остался на аэродромном поле. Бродил по нему из края в край, поглядывал на часы. Больше ста двадцати — ста пятидесяти минут подряд эти самолеты в воздухе не держались. Хотел их дождаться. Все время вспоминал слова, которыми напутствовал военлетов:

«Воронеж отсюда всего в ста двадцати верстах, а мы, к стыду нашему, вот уже двое суток не можем выяснить в нем обстановку. Пока еще ни один из фактов, и позавчера и вчера принесенных воздушной разведкой, не позволяет совершенно определенно сказать, кем занят город. Мамонтовцы слишком коварный враг, способный на всякий обман, маскировку. Это ими доказано множество раз. Но выяснить, кто там, необходимо как можно скорей. Ответ требуется не только штабу Внутрфронта. Его ждет главком, ждет Реввоенсовет Республики…»

Военлеты стояли перед ним в лоснящихся от касторки кожаных регланах и шлемах, молчали. Понимали, конечно, и то главное, чего он им не сказал. От ответа на вопрос, кто сейчас в Воронеже, впрямую зависело важнейшее оперативное решение: что именно спешно двинуть туда. Обозы патронов, снарядов, чего так не хватало и прежде защитникам города, что наверняка полностью там израсходовано, — или полки, снятые с других участков фронта с заданием с ходу штурмовать город.

«Мост через Дон цел, — через два часа после этого сообщал он штабу Внутрфронта, — скопления войск в районе Воронежа нет, по улицам города движение нормальное… По-видимому, осада с Воронежа снята… за рекою Воронеж… противника, по-видимому уже нет… осада южной стороны, по-видимому, не велась… Подъем самолетов в 16 часов 45 минут, посадка в 18 часов 30 минут. Высота полета 1300 метров…»

Эти три «по-видимому» в его донесении значили прежнее: установить, кто в городе — красные? белые? — воздушная разведка опять не смогла.