Станислав Мыслиньский - Над Припятью

Все больше партизан бросались в водоворот реки, погружались в воду забрызганные грязью и кровью лица, отекшие ноги, покрытые ранами тела. Но гитлеровские минометы не переставали обстреливать их. Кругом взрывались мины, выбрасывая вверх фонтаны воды.

Плыли. Многих сносило течением.

— Тону… Спасите!

— Друзья! Помогите!

Отчаянные крики оставались без ответа. Как можно помочь, когда каждого втягивает в водоворот течения, а сил едва хватает?

Гарда с Ивановым и несколькими другими партизанами залегли и, стреляя, прикрывали тех, кто плыл по реке. Вскоре, однако, у них кончились боеприпасы.

— Мы здесь уже совсем не нужны, — охрипшим голосом бросил командир отряда, весь забрызганный кровью. — За мной, ребята! Кто переплывет, пусть отомстит… — Сказав это, он бросился в воду.

Поплыла плотная группа людей. Восточный берег уже приближался, когда мины опять ударили по гладкой поверхности реки. Забурлила вода, раздались сдавленные крики по-польски, по-русски, по-украински… Их заглушали новые взрывы мин. Замолкали голоса, исчезали головы, несколько рук с растопыренными пальцами еще какое-то мгновение держались над водой.

И наконец спасительный берег.

— Ложись! — Крики неслись из советских окопов. — Там мины! Подождите, сейчас вас проведем…

Первыми эти призывы услышали партизаны, но было уже поздно. В ряде мест вверх взлетели черные столбы земли, раздался гул, и берег покрылся слоем серого дыма. Увидев это, остальные пошли гуськом — один за другим. Они осторожно обходили мины, соединенные тоненькими проволочками. Еще минута, еще и… наконец!

— Товарищи! Друзья!

— Вот герои! — кричали обрадованные советские солдаты.

От речной глади рикошетом отскакивали немецкие пули. От взрывов мин поднимались фонтаны воды. Припять продолжала угрюмо шуметь.

Серый пар поднимался над водами Припяти. Вверху, на безоблачном небе, бледнели последние звезды, а ниже, над землей, алело море огня.

Над Волынью вставал день. Но это раннее утро 1944 года не всем несло радость и жизнь. Пока еще господствовали жестокие законы войны.

Треск автоматического оружия извещал, что фронт не спит. Это дежурные огневые точки вели поединок. Пучки осветительных ракет взвивались вверх, их резкий свет рассеивал остатки темноты. Дикая симфония выстрелов заполняла воздух, а с обоих берегов Припяти, словно светлячки, летели трассирующие пули. Время от времени раздавались выстрелы орудий или минометных батарей.

Подхорунжий Лешек, по грудь погрузившись в мутную воду, сидел среди затянутых илом водорослей. Тянуло холодом, но он словно не ощущал этого.

— Удалось, удалось, — шептал он радостно.

Когда ракеты опускались, он отчетливо видел темную полосу земли, а в глубине лес. Там находились позиции советских войск, там была помощь.

— Берег рядом, близко, пан поручник! Их врачи помогут, спасут… — Подхорунжий поддерживал на вытянутых руках две связанные доски, на которых лежал скорчившись человек небольшого роста, и только его стоны и шепот свидетельствовали, что он жив и находится в сознании.

— Эх, Лешек… Говорил я… вчера утром, чтобы ты меня там оставил… Теперь я… кусок мяса…

Вблизи взорвалось несколько мин, глухой гул, словно стон разбитого колокола, повис в воздухе. Огненные султаны осветили воды реки.

Раненый со стоном сказал опять:

— Если бы не этот… Там рука… Здесь грудь. Ты только измучился…

— Ногами достаю до дна. Еще немного потерпи.

— Знаешь, всю жизнь я — «железный» хорунжий {21} 21 До сентября 1939 года в польской армии хорунжим по присваивались офицерские звания, отсюда ироническое название — «железные». — Прим. авт. У нас хватало терпения…

— Наступит время, когда перестанут помыкать людьми, не жалевшими крови ради родины!

— Эх, людская память…

Из немецких окопов взвился вверх и полетел по небу сноп ракет. Яркий свет заливал восточный берег.

Гладь воды становилась то розовой, то желтой, то зеленой… Вдруг снова кровавые огни вспыхивали у берега и над рекой.

— Хотите нас в гроб вогнать? Сукины сыны!.. — шептал подхорунжий. — Чтоб вам сквозь землю провалиться… Гитлеровские стервы… — Он выискивал проклятия, толкая перед собой доски. Раненый совсем замолк. Лежал, скорчившись, головой уткнувшись в плечо.

Бежали секунды и минуты, воздух содрогался от огня и взрывов, но подхорунжий ни на что не реагировал. Помнил одно: берег принесет спасение. Толкал доски, которые становились все тяжелее, и наконец почувствовал, что вода достигает до его живота. Остановился и схватил раненого под руку. Тот повис как-то безжизненно. Положив его на прибрежный песок, Лешек лег сам. Чувство огромной усталости охватило его. Земля была влажная и холодная, развороченная снарядами. Лешек отдыхал, закрыв глаза. С трудом пересилив себя, поднял голову. Река затягивалась пеленой тумана. Медленно возвращалось сознание, уверенность, что все успокаивается, не гремят орудия, редко тарахтят станковые пулеметы…