Борис Тихомолов - Романтика неба

— Второй! Кто полетит второй? Саша, ты?

Чуднов перевалился с ноги на ногу и улыбнулся, забавно сложив губы трубочкой. В такие моменты он походил на медвежонка, выпрашивающего конфетку, и в этой конфетке ему никогда не отказывали.

— Ну давай я, что ли…

Я подал ему ухо.

— А ты чего тянешь? — спросил он у меня.

— Боюсь что-то. Пусть остынет немного, а то как начнет на «старый лад».

Саша застегнул шлем.

— А-а-а. Ну и пусть! Не обращай внимания, — и побежал к самолету.

Петр Фролов, опустив голову, на ходу расстегивал шлем. Подошел, шумно вздохнул:

— Пфа-а! — тряхнул головой, обтер ладонями лицо. — Ну и ну-у.

— Что?

— Во бога, во христа…

— Да что ты?

— Честное слово! От взлета до посадки…

У меня в груди стало пусто. Сидеть и слушать, как он мешает тебя с грязью?

А сзади кто-то из курсантов, подражая голосу инструктора, выкрикивает разные обидные эпитеты и хохочет.

Я обернулся. А-а, Семушкин, из пятой группы. Худой, сутулый, с угловатым красным лицом, сам любитель подперченных слов.

— А чему ты радуешься? — обозлился я. — Что тебя смешали с грязью?

— Подумаешь! — равнодушно парировал он. — Деликатный какой. Сидел бы себе у маменьки под юбкой!

Я промолчал. Да, тут кто-то кого-то не понимает. А может, действительно я не прав? Отец, которого я уважал, всегда внушал мне, что достоинство человека — вовсе не пустой звук, а большое всеобъемлющее понятие, которое распространяется от своего маленького «я» до чувства любви к делу, которому служишь, к Родине, чей хлеб ты ешь…

С тяжелым чувством я готовился к полету. Вставил ухо, застегнул шлем, взобрался на крыло, козырнул:

— Товарищ инструктор, курсант такой-то к полету готов. Разрешите садиться?

Кивок головой:

— Садись, — И очень внимательный взгляд сквозь темные стекла очков.

Я сел, пристегнулся, присоединил шланг к уху. Инструктор, подняв правую руку в кожаной перчатке, принялся поправлять зеркало, прикрепленное к стойке центроплана. Через него он может, не оборачиваясь, видеть лицо курсанта. Мы встретились с ним взглядом. Он поднял трубку с резиновым раструбом:

— Готов?

Я кивнул:

— Готов!

Подрулили, попросили старт, взлетели.

Весь подобравшись, чтобы не коснуться рулей, я смотрел, как двигаются педали ножного управления, как ходит ручка, Ее замысловатые движения меня поразили. Очень сложные были движения! Ни секунды спокойствия: взад-вперед, влево-вправо и потом — кругами, кругами. И так весь полет. Я подумал, что летчик из меня не получится, потому что эти движения я никогда не запомню, не перейму…

Сделав круг, мы сели.

— Ну, понял? — спросил инструктор, глядя на меня через зеркало.

Я кивнул головой:

— Понял.

— Теперь клади левую руку на сектор газа. Только не сильно, не сильно! — вдруг закричал он, хотя я еще ни к чему не прикоснулся. — Ноги на педали! Положил? Чуть-чуть, смотри! Ручку бери! Взял? Порулили.

И он рывком сорвал машину с места. Подрулили к стартеру, остановились.

— Проси старт!

Я поднял правую руку. Стартер махнул белым флажком. Инструктор пошел на взлет.

Двинулся вперед сектор газа, ходуном заходили педали, замоталась от борта к борту ручка. Пробежали, стуча колесами по кочкам, оторвались. Я посмотрел за борт: земля все дальше, дальше. Стараюсь найти линию горизонта. Ага, вон она, ниже капота. Едва касаясь управления, я пытался понять смысл их движения, но мне это не удавалось — я не поспевал двигать рукой за мотающейся ручкой управления.

После первого разворота инструктор сказал:

— Бери управление!

Я кинулся на ручку, поймал ее и на долю секунды остановил ее движение. Ручка тотчас же бешено рванулась, больно ударив меня по коленкам.

— Что ты делаешь, так перетак! — заорал инструктор. — Брось управление! — и принялся осыпать меня бранными словами.

Я отдернул руку и взглянул в зеркало. Наши взгляды скрестились, и он осекся, будто кто ему рот заткнул.

Остальную часть полета мы продолжали молча. Я не прикасался к управлению, а он не подавал мне никаких команд.

Сели, подрулили.

— Вылезай!

Я отстегнул ремни. Вылез. Встал на крыло:

— Товарищ инструктор, разрешите получить…

Он прервал меня кивком головы:

— Следующий!

Ну вот, я с ходу завел себе врага, да кого — инструктора! А чем это кончится? «Ундервудом»!

А я, оказывается, был не один такой. Здоровый парень, Фирсов Игнат, из группы Джафарова, стоял в отдалении и держался ладонью за правое ухо. По щекам — следы слез.