Павел Яковенко - Герои смутного времени

— Чего уставились? — довольно грубо спросил Олег. — Что вы все так на меня смотрите? Я что — без штанов пришел?

— А мы думали ты квартиру в этом доме снимал… И сегодня там был — дома… — сказал заместитель начальника штаба.

Олег продолжил мысль за него:

— И вы думали, что я там и накрылся? Я только сегодня днем вещи со старой квартиры перевез…

— Так что, — внезапно сообразил он. — Так это мой старый дом взорвался? Ну, в смысле, где я вчера еще жилье снимал?

— Ага, он самый, — подтвердил Мартышка.

— Так, прекратите базар! — закричал начштаба, единственный человек, который не обратил на появление Мищенко никакого внимания. — Сейчас командиры рот берут весь свободный личный состав и выдвигаются на улицу Советскую — на разборку завалов. Там могут быть живые, а техники, разумеется, ни хрена нет. Так что большую часть работы нужно сделать хотя бы вручную. И очень срочно — там люди умирают…

Когда Мищенко со своими бойцами прибыл на место, его сразу перехватил какой-то важный и пузатый милицейский чин.

— Сколько у тебя людей, — спросил он отрывисто.

— У меня двенадцать человек, не считая меня.

— А инструменты у вас хоть какие-то есть? Голыми руками тут много не сделаешь.

— У нас есть три лома, и шесть лопат. Чем богаты…

— Хорошо, сами выберете себе участок и начинайте работать. Разбирайте камни, арматуру, ищите живых и мертвых. И, кстати, документы тоже собирайте, какие будут попадаться — типа паспортов. Потом разбираться будем, кто тут был, или хотя бы мог быть…

Впоследствии Олегу казалось, что он уже не сможет забыть эту ночь никогда. Чернота ее разрывалась светом прожекторов. По развалинам шныряли специально обученные на поиск людей собаки. Была масса мужчин и женщин, которые рыдали, выли, кидались к развалинам — это собрались родственники тех несчастных, кто жил в этом доме. Они, правда, если честно сказать, только очень мешали.

Вокруг действительно работала масса народа, и работала старательно, но пока удавалось находить только трупы. Карет скорой помощи было много, но до сих пор заняться им было, к сожалению, абсолютно некем.

Хотя нет, не совсем. Появились пострадавшие среди спасателей: кому-то уронили большой камень на ногу, так что даже сломали пальцы стопы, а несколько человек таким же примерно образом повредили себе пальцы на руках.

Бойцов подгонять не приходилось. Они явно прониклись случившейся бедой, и работали упорно, почти молча, и практически без перекуров.

Олег очень надеялся найти «своих» — бывшую хозяйку, ее дочь и детей. И еще ему было совершенно непонятно, почему взорвали именно этот дом. Первое, что ему пришло в голову — «сработали» не местные.

Дело в том, что юридически, действительно, когда-то этот жилой дом относился к воинской части, и там, по идее, должны были жить офицерские семьи. Однако уже с 93-го года офицеры начали в массовом порядке отсюда съезжать, а дом заселялся местными жителями, которые к военным порой вообще никакого отношения не имели. Как, например, совершенно точно знал Мищенко, в его «бывшем» подъезде из военных жила только одна семья — и то, одного «закоренелого» прапорщика из местных.

Не знать всех этих тонкостей могли только люди, знакомые с юридическими воинскими документами, но совершенно не представлявшими себе реальное положение вещей.

«Приехали, нашли по адресу, заложили взрывчатку, взорвали», — думал он. — «А кого взорвали-то?… Сволочи!».

Разборка завалов продолжалась, уже утром прибыли спасатели из Москвы. Наконец-то, подошла специальная техника. Для Мищенко же утром работа закончилась. И его, и его бойцов отправили отдыхать. Тем более что обычное несение службы никто не отменял, а вечером подразделению нужно было заступать в караул. Начальство разрешило тем, кто провел ночь на разборе развалин, хотя бы отоспаться днем.

Но это все текучка. Мелочи…

Олега мучило другое. То, что за всю ночь они не обнаружили ни одного живого человека. Мертвецов находили, да. Нашли женщину, нашли старика, нашли маленького ребенка. Все переломанные, в крови… Олегу раньше казалось, что после Чечни удивить или напугать его чем-то будет весьма трудно, но как выяснилось этой ночью, он был о себе слишком хорошего мнения.

Картина мертвого ребенка так и стояла у него перед глазами. Его не тошнило, как это часть показывают во всяких телевизионных боевиках и детективах. Ничего подобного он не испытывал. Но картина эта никак не хотела уходить у него из головы. Она закрывала собой весь обычный мир, и Мищенко начинало казаться, что весь этот мир — гадость, раз в нем так запросто и так ужасно погибают маленькие, ни в чем не виноватые дети…