Ольга Матюшина: Песнь о жизни

Не так давно я оставила свою работу в книгоиздательстве, стала художником. На Сельскохозяйственной выставке заработала значительную сумму и решила осуществить свою заветную мечту — писать большие картины. Денег хватит на целый год, а может, и больше. Можно целиком уйти в живопись. Задумала картину о Кирове. Все последнее время она стоит передо мной. Чувствую, внутренне вижу каждую деталь. Мечтаю на полотне запечатлеть мысль Сергея Мироновича: как хочется жить на старой земле, переделанной нами! Переделанной…

Много видела я такой земли, но стоит перед глазами мыс, далеко выдавшийся в большое озеро. Кончается он каменной скалой. Она как маяк на сине-зеленой глади озера. Каменистая подпочва, казалось, ничего не родит, кроме мелкого кустарника. Это так и было прежде. Теперь глазам поверить нельзя — золотое поле ржи опускается с подножия скалы и уходит далеко, бескрайно. Это — «переделанная нами земля». Вот здесь на вершине написать Кирова с его солнечной улыбкой.

Большое это счастье — создавать, находить самой, помогать видеть другим. Надо сейчас много работать. Натренировать глаз и руку. Потом поехать туда, на озеро, где больше ста восьмидесяти островов, и писать кусочки земли, залитые солнцем.

— Ольга Константиновна! Посмотрите, какая у нас беда! — донесся из сада голос Ведерникова. Бегу по лестнице. Распахнула дверь. — Вот что осталось от цветов!

В руках у него вырванные с корнем нераспустившиеся мальвы.

Ведерников живет в нашем доме, в первом этаже. Много лет работает в типографии, любит свое дело. Но каждую свободную минуту копается в земле. В этом году он вместо белых вывел красные мальвы, гордился ими, любовался. Этот старый добрый человек почти плачет:

— Ребята из того дома разорили…

Я посмотрела на свои клумбы. Альпийские маки, ярко-красные, на тонких стебельках, всегда огнем горевшие в темной зелени, лежат жалкие, увядшие.

— Посмотрите, Федор Николаевич, на мой цветник! Мы стояли точно на кладбище. Сколько было отдано времени и сил, чтобы вырастить этот сад, порадовать себя и других!

Ира молча убрала вырванные цветы.

В соседнем семиэтажном доме — больше тысячи жильцов. Высокий забор, отделявший территорию нашего дома, был давно ненавистен ребятам. Теперь его сняли. Тихий сад наполнился победными криками. Уютные уголки, где так хорошо думалось, работалось, привлекли девочек. Старые дубы с частыми, крепкими ветвями облюбовали мальчики. Скворечники интересуют всех. Жажда открытий и исследований привела ребят в огороды. За овощами пострадали и цветы. Жильцы растерялись. Одни ругались, другие иронически улыбались, ходили жаловаться в милицию. Но ребята были изобретательны и неуловимы.

Ведерников решил больше цветов и овощей не сажать. В саду стало голо и тоскливо. По вечерам на нашем крылечке не собираются соседи. А как любили все посидеть тут, подышать воздухом, напоенным ароматом цветов!

Проходя по саду, я увидела двух мальчиков, забравшихся на вершину молодого тополя. Ритмически раскачиваясь, они наклоняли деревцо почти до земли.

— Сломаете! Слезайте!

— Нет! Посмотрите, какое оно гибкое!

Мальчики скользнули по стволу. Тополь поднялся. Они быстро переползли на прежнее место. Вершина согнулась. Принажали… Треск — и безжизненное деревцо поникло душистыми ветвями.

— Зачем вы сломали?

— Хотели покачаться, оно сломалось. Важность большая! Другое вырастет.

И уже далеко сверкают их босые пятки.

«Откуда у них эта жажда разрушения? — думала я — Почему дети так варварски уничтожают сад?»

Мы тосковали о мальвах, о душистом горошке. Первым не выдержал Ведерников. Он купил цветов и посадил у самого дома. Мы последовали его примеру. Но дня через три цветы были снова вырваны. Меня заинтересовала эта безмолвная борьба. Дети казались милыми, простыми, но почему же они так поступают? В чем тут дело?

Я решила понаблюдать за их жизнью.

После душного дня вышла на балкон. В окнах соседнего дома горел закат. В саду бродила худенькая девочка с ребенком на руках.

На другой день я снова встретила эту девочку.

Одной рукой она держала грудного ребенка, а другой подбрасывала мяч. Поймать мяч ей было трудно. Приходилось бегать за ним. Сестренка моталась на руках, неистово кричала.

— Да ты положи ее на траву, а сама поиграй.

Девочка молча отошла.

— Я посижу с малышом, побегай.

— Мама заругается.

— Ничего, я скажу, что сама попросила.